Полина Кулагина - Свободный мир

— Да. И мы должны успеть туда раньше.

Повисло молчание. Джил смерила собеседника недовольным взглядом снизу вверх. Она подошла слишком близко.

— Джил, — сказал он, придя в себя, — что это за странная идея оружия? Да и что ты с ним будешь делать? Ведь после того, как охрана разгонит остатки ваших ребят, ты навсегда лишишься всех прав на корпорацию, а уж Эс, — тут он позволил себе усмехнуться, — гарантированно останется в тюрьме.

— Я так не думаю, — самодовольно возразила она, вновь направив на него пистолет. Только выйди за дверь, и если дойдёшь живым до конца коридора, то считай, что тебе крупно повезло. Поэтому сейчас ты сядешь и подпишешь договор, по которому отдашь нам, мне и Эс, семьдесят процентов компании, а также будешь советоваться с нами по поводу любого применения оружия…

— Семьдесят? Но это же ограбление.

— И ты обеспечишь возвращение Эс из тюрьмы.

— Что? — Гений не мог уже больше удивляться. — Ну, слава богу, он арестован. Так как там? Я должен выпустить убийцу Мелджена, чтобы он забрал себе мою компанию в обмен на мою жизнь? Какое безумное предложение. Разумеется, я предпочту умереть. Можешь стрелять.

— Постой, — холодно прервала его Джил. — Ты ослеплён своими чувствами. Посмотри на это с другой точки зрения: разумеется, не Эс убил моего отца, просто потому, что всю ту ночь мы были вместе.

Гений поморщился, подумав о том, что Эс, должно быть, старше её приблизительно в два раза, а то и больше. Но это его не касалось.

— Я и не говорю, что он обязательно лично убил его. Приказ. Да и ты, думаю, что-то об этом знала, иначе бы не был создан план захвата корпорации.

— Это долгая история, — отрезала она. — Сейчас не время. Эс невиновен. Если тебе нужны доказательства…

Он не дал ей договорить.

— Послушай меня, Джил, — сказал он тихо, — не будет никакого договора. Если б хоть кто-нибудь из вас знал, что я за человек, не было бы этих глупостей. Я найду убийцу Мелджена и сделаю все, чтобы Эс был казнён, если виновным окажется он. Но, если он окажется невиновным… мне не нужна ваша корпорация. Я подумаю, как оформить это юридически, но вы сможете делать с ней всё, что захотите. Меня интересуют только мои исследования.

— Твоё секретное оружие ? — Джил отошла от него, вернувшись к столу в поисках патронов. — Ты знаешь, меня оно тоже интересует.

Гений улыбнулся.

— Я бы не называл это оружием.

Джил улыбнулась ему в ответ.

— Я бы назвала это жуткой хренью, которая рано или поздно разрушит всё, э… хорошее в этом мире.

Она, несомненно, собиралась сказать «всё живое», но вовремя одумалась. Но столь же несомненным Гению показалось и то, что они нашли общий язык.

Они ещё раз переглянулись и, несмотря на то, что в этом не было ни капли теплоты, этот обмен взглядами изменил мир настолько, насколько не меняло его ни одно рукопожатие на высшем уровне, совершённое за последние полвека. А ещё точнее говоря, настолько этот мир не меняло ничто и никогда.

Мир изменился навсегда. Но если кого-то это пугало и даже если это пугало экспертов могущественного Комитета по этике, заставляя их как взведённых носиться по этажам в попытках не упустить ни единой новости, даже если это заставляло трусливых правительственных крыс обрывать все линии комитета, то Джеймс Роулс допивал свой утренний кофе в полном спокойствии и одиночестве.

Он не читал новостей и не проверял почту. На Мэдоусайд роуд, открывавшейся ему из окна, было непривычно оживлённо, но с высоты, на которой располагался его кабинет, подробностей было не разобрать.

Левой рукой, с обручальным кольцом, но без часов, он придерживал блюдце. Кофе был не лучшего сорта, но и такой достать теперь стало непросто, тем более в комитете. Слух о том, что его глава пьёт нормальный кофе, а не синтетический заменитель, мог бы стать скандалом на целых пару дней.

Впрочем, в тот день Джеймс вполне мог бы признаться в чём угодно, и практически наверняка это прошло бы незамеченным.

Сколько лишней суеты, сколько бесполезных движений совершали эксперты комитета… Джеймс смотрел на них, разносящих сплетни и тревогу по коридорам, и с ужасом думал о том моменте, когда ему придётся сложить с себя полномочия и, возможно, кого-то из них рекомендовать на своё место. Он был ещё достаточно молод: ему не исполнилось и шестидесяти, и на покой он в ближайшее время не собирался, но время от времени эта мысль грызла его. Вот и теперь он пытался отыскать среди всех этих бесполезных лоббистов и психов, повёрнутых на попытках не допустить прогресса любыми средствами, хотя бы одного спокойно и трезво мыслящего человека.

В зале заседаний его, конечно, уже ждал основной состав комиссии по информационным нарушениям, а также искренне нелюбимая им секретарь по вопросам отношений с правительствами, пытавшаяся, как всегда, в обход других донести до него свои сверхважные послания. На этот раз она избрала новую стратегию: вместо того, чтобы подкарауливать у входа, она набралась наглости и встала по правую сторону от его кресла, разложив на столе электронную доску, занявшую всё свободное место, отведённое председателю комитета. А ей, надо заметить, и вовсе не полагалось находиться на закрытом совещании профильной комиссии.

— Генеральный секретарь ООН хочет обра… — начала было она, но Джеймс посмотрел на неё так, что она осеклась и приняла из его рук убранную им со стола доску.

— Мы поговорим позже, — сказал он, неотрывно глядя на то, как она в спешке, но спиной вперёд отходит к двери.

— Но послушайте, вас ждёт госсекретарь Соединё… — сделала ещё одну попытку она.

— До вечера, — с упором на каждое слово ответил ей председатель комитета и недвусмысленно вытянул руку, указав на открытую дверь.

За те пять лет, что она проработала в комитете, Джеймс настолько привык отвечать на её бестактности, что даже не прилагал никаких усилий, чтобы её осадить. Делегированная внутренним центром подготовки экспертов, она считала себя вправе совать нос во все дела, хотя должность эта была скорее формальной, и её предшественник на этом посту, увы, получивший повышение, относился к работе со здоровой иронией. И уж конечно, он не докучал своими проблемами председателю комитета.

Джеймс прекрасно понимал, к чему вся эта игра: она своим навязчивым поведением пыталась вынудить поспособствовать её карьерному росту. Но и он не зря занимал кресло: растянувшееся на пять лет противостояние нисколько не утруждало главу Комитета по этике Джима Роулса. Если бы не выдающееся внутреннее спокойствие, он и вовсе не смог бы удержаться на этом посту. А он переизбирался уже двенадцать раз.

И вот теперь угроза смещения нависла над ним настолько, насколько этого не происходило ещё ни с ним, ни с любым другим человеком, возглавлявшим организацию до него. Точнее говоря, так, должно быть, казалось тем, кто с сочувствием смотрел на Роулса этим утром. Никто не произнёс ни слова, когда дверь за до смерти надоевшей ему секретаршей закрылась. Сонцев, самый пожилой эксперт комитета, качала головой, пребывая в мрачной отрешённости. Она сняла очки и положила их на стол перед собой, а её взгляд рассеянно блуждал по пейзажу за окнами. Такой он не видел её никогда.