Джефф Нун - Вирт [litres]

Кролик-вышибала просканировал мой пропуск и уставился мне в глаза. Взгляд у него был тяжелый.

– Я был Диджеем Динго на сегодняшнем выступлении, – сказал я ему. Это его проняло: он дал мне пройти.

Я протиснулся сквозь скользкий портал; сквозь нору в земле, вдоль полок с Джэмом, через коридор подвешенных светильников – прямо в давку.

В этом маленьком пространстве собралось, должно быть, человек пятьсот: друзья и подруги, любовники и любовницы, враги, мужья, жены, двоюродные братья, группиз, агенты, роуди, менеджеры, одетые в шерсть, зарыватели костей, разносчики блох, блистающие великолепием собаки и мусорщики, Диджеи, Виджеи, Эсджеи, матери, перематери, бывшие любовники и любовницы, торговцы пластинками. Весь антураж Динго Клыка, пляшущий вокруг портативного Вирт-транслятора, установленного на стропилах, проникал даже наружу – в Фетиш-сад, и танцевал там под луной уличного фонаря.

Я вошел в плотную толпу, и сразу завелся до умопомрачения, и потерялся, врубившись с концами в эту атмосферу, с дуновением Блаженства. Иначе было никак нельзя. Любовь – штука привязчивая, она прилепляется и не отпускает. Ну, то есть, когда вдыхаешь ее напрямую, через очиститель воздуха – тут уже без шансов. Я глубоко вдохнул, чувствуя себя кайфово – как бумажный самолетик. Чуваки, это был клевый Ветер Блаженства. Я сделал еще один вдох, на этот раз набрав полные легкие, голова закружилась, и я вдруг возлюбил всех и каждого в этой толпе. Изящным движением проложил себе путь к бару и заказал стакан Фетиша. Темные ароматные приходы зацепили палитру моего восприятия, вызвав блескучие искры, и меня унесло, возбужденного, разгоряченного. Система в «Сливи Тув» играла «Лучшая из лучших костей», оригинальная штамповка Динго Клыка, но это был очень тяжелый (очень тяжелый!) ремикс, состряпанный Кислотной Лэсси, и композиция завела танцующую толпу до исступления. Я обернулся, облокотившись спиной о стойку, чтобы понаблюдать за действием. Я уставился в даб-зеркало. Это такое особое зеркало, в котором видны только лучшие куски. Именно этот изумительный микс Блаженства и Фетиша, собакомузыки и танцующей толпы заставлял тебя ощутить звездой в своей собственной системе.

Я отхлебнул еще Фетиша, смакуя его, вдыхая запах Блаженства, и включился уже на полную в атмосферу тусовки, просто влился в нее целиком. Боже, мне нужно было расслабиться!

Наверху был балкон, и у меня вдруг появилась мысль, что мне хотелось бы оказаться там и глядеть вниз на толпу. Я протолкался от стойки, крепко сжимая в руке стакан, достиг мальстрема танцующих и пошел дальше, продираясь сквозь небольшие зазоры между танцорами. Одни были одеты в черное, другие – в пурпур, третьи – в винил, четвертые были все в перьях, пятые – в радугах, шестые – обнажены до исподнего, седьмые – все в шерсти, восьмые – в дыму и дымке, девятые – в лохмотьях, десятые – в невнятных бормотнях. Остальные – в украшенных булавками нашивках. Здесь присутствовали все цвета. Пот уже лился с меня ручьем, когда я добрался до тесной компашки ценителей перьев. Проходя мимо них, я словил небольшую щекотку в горле, действительно небольшую, я уловил только проблеск залитых лунным светом лугов, когда я пролетал над ними, хлопая Крыльями Грома, преследуя добычу. Банда сидела на Крыльях Грома и его сладкое ощущение оставалось со мной, даже когда я прошел дальше, прокладывая себе путь по направлению к лестнице. Крылья Грома помогли мне продраться сквозь тусовку и взобраться наверх по ступенькам. Было ощущение, как будто я летел над этими ступеньками. Наверх – на балкон, где мир застыл в ожидании.

Это был мой первый Вирт за восемнадцать дней, с той самой ночи, когда мы отправили в Валгаллу того толстого копа, и у меня было такое чувство, как будто я вернулся домой. Этот вкус… Может быть, я начинаю слабеть. Но в этом не было ничего плохого.

Там, на балконе, было спокойнее. Атмосфера была не такой заводной. Там стояли кресла, и люди беседовали друг с другом у столов с едой. С едой! Не ел уже целую неделю! Так мне казалось. Но сначала мне надо было взглянуть вниз, чтобы посмотреть на тусовку с верхотуры. И когда я посмотрел вниз, последние остаточные фрагменты Крыльев Грома заставили меня ощутить себя так, словно я летел над танцполом, над собаками и тенями, робо и Виртовыми, – все смешалось в Блаженстве.

Там был и Битл, уже вернувшийся из своего басового трипа. Его до сих пор слегка подергивало, но он игрался в толпе как робо-профи, принимая перья от случайных знакомых. Я огляделся в поисках Мэнди. Мэнди не было. Но зато были Тристан и Сьюз со своими общими волосами; они приподнимали волосы над толпой, двигаясь в давке. Боже! Там была эта теневая девушка, как же ее зовут? Она пыталась избить нас в Бутылке. Нимб! И, посмотрите, там был и Скриббл, принимающий в рот перо. Нет! Только не это! Я был здесь, наверху, на балконе, а не внизу! Внизу меня не было! Я боролся за контроль над своим телом, с трудом пытаясь определиться в пространстве.

Я наблюдал за тем, как я пропадаю в толпе, в дыму. И так было лучше. Снова быть только одним-единственным, опять в одном теле. Меньше всего мне нужны эти трудности, этот геморрой!

Теперь появилась и Мэнди. Я ее вычислил. Ее сдавили в тусовке и какой-то незнакомый чувак тыкал пером ей в губы – вне всяких сомнений, какой-нибудь Порновирт, – надеясь на должный настрой. Попробуй Кровяной Вирт, дружище. Тогда больше шансов на шоу. Но, как я понял, чуваку не покатила малина, потому что он сразу же был отмудохан и, вцепившись в свои яйца, поспешно исчез в толпе. Ничего особенного не случилось. И в любом случае, Мэнди отхватила перо на халяву. Черт! Вот девка! Рядом с такой будет приятно проснуться утром, когда ты бодр, полон сил и готов к дневным приключениям.

И тут ко мне обратился голос, практически – в упор, с левой стороны, но я был уверен, что там никого нет. Я повернулся, и там стоял он… Этот джентльмен. Другого слова и не подберешь. Джентльмен был окутан знанием и страданием. И на нем был павлинье-зеленый твидовый костюм-тройка с кожаными эполетами. Его лицо обрамляла окладистая борода и усы – щедрая компенсация за редеющие волосы на голове. То, что осталось от этих волос, было зачесано назад сложным узлом и болталось над одним плечом, как какая-то мутантская топология. Его глаза были абсолютно желтые, мягкие и апатичные. Они будили самые худшие воспоминания. Губы полные и красные, и когда они разделились, чтобы заговорить, у меня возникло странное ощущение, что он говорит со мной напрямую – прямо мне в душу.

– Да, эта девушка особенная, – сказал он, словно уловил все мои секреты. Он говорил с сильным ирландским акцентом, и это тоже пробуждало воспоминания и чувства, которые я никак не мог определить, словно я уже слышал его раньше, но не обращал на него внимания.