Лилия Курпатова-Ким - Атака Джокера

Идзуми сидел у себя в кабинете в окружении медиамониторов и кучи оптиков. Приближалось утро. Инспектор думал, что надо бы уже собираться домой и поспать немного, перед тем как ехать в Парламент-Скай, где Верховный совет должен был собраться для принятия решения о перезагрузке Сети.

Поверх портрета президента Рамиреса Идзуми приколол полимерную пленку с распечаткой, которая гласила:

«Уважаемый инспектор Идзуми, в связи с тем что уровень секретности материалов, касающихся деятельности доктора Синклера в Эдене, соответствует красному коду доступа, а у вас наличествует только желтый, мы с прискорбием вынуждены сообщить о разделении следственной группы. На этом настоял лично генерал Ли. С этого дня техническая группа Бюро вместе с военными займется изучением научных материалов. Вы же, по своему усмотрению, можете назначить себе помощников для розыска преступников, устроивших в Эдене взрыв, который мог повлечь за собой колоссальные человеческие жертвы».

Это сообщение ему прислали из президентской канцелярии.

– Могли бы по-простому написать: «А идите вы, инспектор…» – дальше Идзуми высказался как один он умел, чем частенько вводил окружающих в ступор. – Черт побери тот день, когда меня отправили выяснять, куда Синклер дел такое количество нейрокапсул!

Всю ночь инспектор просматривал материалы, собранные им в Эдене, и пытался понять, что именно так разозлило генерала. Почему он нашел способ отстранить Идзуми? Неужели это все из-за той сцены с доктором Льюисом, когда Идзуми не позволил военным забрать Эденского профессора и отправил его в тюрьму?

Тут на одном из мониторов, настроенном на прием файлов через биофон инспектора, высветилось сообщение: «Работаешь? Устал? Хочется послать все к черту? Приходи ко мне, сладкий. Я покажу тебе то, о чем ты понятия не имел… Мир самых невероятных, тайных, необузданных фантазий… Дэйдра Эм».

Послание сопровождалось картинкой весьма фривольного содержания и Сетевым адресом.

Идзуми вздохнул и хотел уже было удалить спам, но что-то его остановило. Он долго не мог понять что. Потом увеличил картинку. За спиной девушки обнаружилось окно, сквозь которое виднелась башня «Нет-Тек»…

– Ничего не понимаю…

Инспектор дотронулся до этой части картинки, и тут вдруг окно чуть приоткрылось, а на стекле выступили буквы: «Идзуми, это Крейнц. Надо поговорить».

Они почти мгновенно исчезли.

– Что за…

Идзуми нахмурился, отодвинулся от стола, тяжело вздохнул и полез в нижний ящик за шлемом и перчатками – штатным полицейским набором для выхода в Сеть. Собственного, более продвинутого комплекта инспектор не держал.

– Ненавижу это, – проворчал Идзуми, запуская программу загрузки.

Спустя несколько минут его трехмерная репликация оказалась в гостиной Сетевого отеля. Инспектор набрал номер нужной комнаты и послал запрос.

Спустя мгновение перед ним возникла дверь. Идзуми постучал и вошел. В кресле у окна сидела женщина. Выглядела она довольно странно. Такой грубой трехмерки инспектор не видел уже давно. Разве что в Сетевом музее компьютерных игр. Картинка была угловатой, рыхлой, зернистой, руки напоминали обрубки. Мимика отсутствовала. Кроме того, по трехмерке то и дело пробегала странная рябь.

Одета незнакомка была в красное платье со шлейфом. Везде, где могли быть вырезы и разрезы, они наличествовали.

Она молча придвинула инспектору ключ и лист бумаги. На нем было написано: «Откройте верхний ящик комода и выньте оттуда диск. Потом идите на ближайший портал-конвертер и попросите загрузить вам содержимое диска. Отто Крейнц».

– Ясно, – кивнул Идзуми, взял ключ и пошел отпирать ящик.

Идзуми вынул диск, обернулся, посмотрел на женщину и коротко спросил:

– Девушка, мы знакомы?

Та отрицательно мотнула головой. Идзуми наклонился и заглянул ей в глаза:

– Отто? Это ты, друг? А голосовых функций у твоего аватара нет?

В ответ девушка раздраженно посмотрела на него и показала на дверь.

– Не обижайся, старик, – Идзуми хлопнул барышню по голому плечу. – Просто не ожидал увидеть такие… гхм… симпатичные ножки.

Мишель сидела в кресле перед той же плазменной панелью, через которую первый раз говорила с доктором Синклером. Она спокойно ожидала, пока тот выйдет на связь.

Неожиданно плазма включилась. В глазах Мишель зарябило от огромного количества белых знаков на голубом фоне.

– Простите, – неожиданно раздался из звуковых репликаторов низкий, чуть хриплый голос, – если хотите, я могу принять какой-нибудь более привычный для человеческого глаза вид.

На экране появился тостер.

– Может быть, так? – с иронией в голосе спросил доктор Синклер. – Или вот так?

Тостер сменился улыбающейся физиономией Тевье – соевого молочника.

Мишель улыбнулась:

– Мне бы хотелось видеть ваше собственное лицо, доктор Синклер.

– Я бы тоже хотел его увидеть, – ответил тот. – Один из крупных минусов цифровой формы жизни в том, что в зеркало посмотреться уже нельзя. Ужасно знать, что все вокруг – только цифровая репликация. Ничего настоящего.

– Чего еще вам недостает? – спросила Мишель.

На экране появился доктор Синклер. Такой, каким его привыкли видеть. Он сидел в своем «львином кресле» за большим антикварным столом. Был одет в роскошный темно-синий костюм довоенного производства. Белоснежные волосы и аккуратная борода директора Эдена сверкали от чистоты и аккуратности. Теперь казалось, будто два совершенно обычных человека общаются через стекло или на видеоконференции. Только на столе рядом с доктором Синклером сидел молодой орангутанг.

– Пожалуй, ощущений, – ответил он на вопрос мадемуазель Барбье.

– Разве принцип абсолютной идентичности в вашем случае не действует? – поинтересовалась та.

– Идентичности чему? – губы доктора Синклера скривились в усмешке. – Вы можете бегать по парку, когда спите? Случаи лунатизма не в счет, разумеется.

– Нет, – улыбнулась Мишель, пытаясь понять, куда клонит бывший директор Эдена.

– Слепому недоступны цвета, глухому – музыка, а мне чувства. Так яснее?

– Но ведь ваше тело до сих пор живет, оно где-то лежит, в некой нейронной капсуле… Хоть вы и отказываетесь называть ее местонахождение, – осторожно заметила Мишель.

– Судя по тому, что я перестал чувствовать что-либо похожее на тактильные, вкусовые или болевые ощущения, логично предположить мою физическую смерть, – рассмеялся Синклер.

– Но тогда и ваше сознание угасло бы! Прекратилось бы излучение мозговых импульсов. Вы бы не смогли более находиться в нейролингвистической среде, – предположила Мишель. – Правда, действие омега-вируса еще не изучено…