Виталий Абоян - Заложники пустоты

– И не только спутниками, – усмехнулся Холодов.

На самом деле Мёртвый до сегодняшнего дня никогда не задумывался над заданным Игорем вопросом. Забот и без того хватало. А о причинах усиленной космической группировки на севере еще придет время подумать. Возможно, думать будет уже кто-то другой.

Прошло почти четыре года. С того дня, как на Станции работает энергетический столб, буравя Землю и улетая вверх, в небеса. Где-то там, в вышине, вокруг голубоватого марева Копья вращаются спутники. Энергетический столб уходит в космос только с северной стороны, на юге Копье исчезает в недрах планеты. Может быть, спутники нужны Копью? Не важно, сейчас это не важно.

Миры открыты, Великое Колесо начало медленно проворачиваться, стремясь сделать полный оборот. Пока его обод сдвинулся совсем чуть-чуть, почти незаметно. Но это лишь начало. Миры открыты, и люди начинают осваивать их. Именно им, людям, предстоит вращать Великое Колесо.

Теперь Станция не касалась Мертвого. Холодов несколько раз интересовался, когда Максимилиан посетит тринадцатый полигон. Мишенька Щеглов тактично молчал по этому поводу, но и так было ясно, что ему очень хочется узнать, почему бывший шеф отказывается от законного поста, от руководства Станцией. Но Мёртвый не собирался возвращаться к пройденному – он выполнил то, что был должен, Станция работает, врата открыты. Теперь он предоставлен сам себе – никому ничего не должен. Только себе.

– Ты же знаешь, нам не всё объясняют, – Кауфман выразился довольно странно, но Холодов, похоже, его понял. – Какие соображения? Что ломают ребята Моратти?

– Это могут быть и не они. Веских доказательств у нас нет.

– Доказательства есть: ни у кого другого просто духу не хватило бы на подобную авантюру. И всё же – зачем им понадобились наши спутники?

Холодов замолчал. Вопрос явно не требовал ответа, Макс разговаривал сам с собой. Он думал, что могло послужить причиной столь странных действий Ника Моратти, и ответа не находил. Вариантов может быть масса, но не стоит усложнять жизнь. Еще старина Оккам это придумал.

Нет ничего странного в том, что мотивы Моратти непонятны, но это не его стиль. Вот лихо ударить тактическим ядерным зарядом по куполу Станции в его манере. А захват спутников корпорации, тихая операция, вроде бы не несущая никакой выгоды… Конечно, просить о помощи Моратти не стал бы в любом случае. И Кауфман скорее отрезал бы себе обе руки, чем помог ему хотя бы в чем-то. Но ведь «Науком» – это не Кауфман. «Науком» открыт для сотрудничества, корпорация искренне – и не очень, что уж греха таить, – пытается помочь миру начать жить заново.

Ответ – самый простой и, вероятно, правильный – лежал на поверхности. Спутники использовал не Моратти. Кто-то водит за нос Ника, а заодно и машинистов Холодова.

– Это не они, – постукивая пальцем по столешнице, произнес Мертвый.

– Только что ты утверждал обратное, – заметил президент «Науком».

– Нет, – отрезал Кауфман и, поднявшись, снова подошел к прозрачной стене.

Холодов поднял со стола распечатку, на которую то и дело бросал взгляд, и подошел к Мертвому.

– Почему ты так настойчиво не пользуешься цифровыми копиями? Теперь-то можно…

Мёртвый ничего не ответил, только плотней сжал губы.

– Ты выбрал этот проект? – спросил Игорь Александрович, протягивая лист Кауфману.

– Я еще ничего не выбрал. Но ты, как всегда, останавливаешься на самых безумных вариантах. Можно было бы восстановить «Подсолнух»…

– Зачем? Мир меняется. Мы – тоже.

– Да, действительно, – тон Мёртвого стал мрачен. Точнее – мрачней, чем обычно. А потом, не делая паузы, он вернулся к обсуждаемой теме. – Попытка захвата спутников – дело рук ломщиков Моратти, это очевидно. Он наверняка надеется с их помощью получить доступ к сети Станции. Но вот управляет спутниками кто-то другой. Третья сила, так сказать. Возможно, машинисты Моратти ничего не могут с ними поделать. Не исключаю, они пока не в курсе, что их кинули. Это всё не важно. Меня интересует другой вопрос – для чего хотят использовать наши спутники?

– Именно поэтому я и прилетел сюда. Мы… Извини.

Холодов как-то неестественно закатил глаза и легонько ударил указательным пальцем правой руки о штанину. Вызов, пришедший на «балалайку».

Сейчас Макс мог позволить себе вживить «гнездо», теперь у него появилась возможность пользоваться сетью в полной мере. Десять лет полной свободы. Почти четыре из которых уже прошли, напомнил он себе. Сегодня у него есть все. Осталось только выбрать, в какую сторону двигаться. А втыкать в собственную голову какие-то железки он не собирался в любом случае.

Игорь сказал, мы меняемся. Мир изменился, мир стал совсем плох. Только полигон № 13 корпорации «Науком» и Анклав Москва жили относительно нормальной жизнью.

На Станции работа кипела. Там всем приходилось меняться, новые миры – изменят кого угодно. Но здесь, в Москве…

Мертвый смотрел на свой Анклав. На свой мир. Последнее время он часто делал стены прозрачными и любовался видами вверенного ему Анклава. Завоеванного им Анклава.

Он был здесь полновластным хозяином и не собирался что-то менять. Его боялись. Но уважали. Безы его СБА преданы ему до последнего вздоха, они уверены в нём. Они знают, что с Максимилианом Кауфманом их работа останется высокооплачиваемой, а их семьи не будут ни в чем нуждаться. Даже конторщики, бандиты, с которыми иногда воюют его безы, ненавидящие Кауфмана на словах, молили своих богов, чтобы завтра не стало хуже, чтобы Мёртвый и дальше правил Анклавом.

Потому что хуже было везде. Прямо за бетонной стеной, окружающей Анклав, было намного хуже, чем внутри неё. И люди понимали, что это заслуга Мёртвого. Мёртвый – это стабильность.

Только эта стабильность постепенно начинает надоедать. Почти четыре года прошло, а какой результат?

Кауфман положил ладони на стекло, ощущая прохладу – теперь можно не носить перчатки: стигмы сошли с кистей рук. Какой путь выбрать: можно стать настоящим дьяволом и показать миру, на что он способен; а можно сделаться богом и всех облагодетельствовать. И ведь есть возможность осуществить и то, и другое.

Он не мог решиться три года. Он, Максимилиан Кауфман, славившийся своей решимостью и несгибаемой волей, не может выбрать из двух вариантов.

Мертвый покачал головой. Может, получив свободу, он чего-то лишился? Когда выполнял долг, он видел цель, знал, для чего стремится к ней. А теперь? У него никогда не было собственных целей, а когда пришло время обрести свободу, оказалось, что придумать их не так-то и просто.

Очень хотелось стать дьяволом. Lupus pilum mutat, non mentem – волк меняет шерсть, а не натуру. Так неоднократно говорил о нём Таратута. Филя вообще очень остёр на язык. Но в данном случае он был прав.