Андрей Фролов - Жертвенные львы

Он проработает ровно час, после чего отправится в каминную и обязательно отпразднует…

Осознание факта, что один и тот же поступок может быть чудовищно искажен в сетевых учебниках истории, Листопад воспринимал с легким недоверием. Как можно исказить истину, когда о ней знают десятки государств и миллионы людей? Как можно что-то скрыть, перевернуть с ног на голову или оболгать нелепыми мотивами?

Возможно, на таком недоверии сказывался возраст машиниста. Может быть – преисполненная ослепительного света вера в дело всей жизни, неспособное быть порочным. А может быть, именно возраст переполнял парня этим самым светом, возводя баррикады и превращая во врагов целые народы. Свою лепту внес и Инцидент, перемоловший сырые принципы младшего Гринивецкого, заставивший поверить в гнев Геи, в силу убиваемого человеком мира…

А вот еще одно из рассуждений Порфириона юноша усвоил легко и сразу – историю пишут победители. И если восточные провинции Омарского эмирата бунтуют против коррупции и грабительских налогов, это бесчеловечные зверства фанатиков и мятежников, профинансированные врагами Аллаха. Если же восстание утоплено в крови при помощи армий Исламского Союза, речь идет о восстановлении мира и справедливости.

Кто через сто лет вспомнит идеологию проигравших?

Кто обвинит миротворцев, вынужденных немного испачкать руки?

К собственной миссии Степан относился так же – с холодной, насколько это было возможно, решимостью действовать, презирая критику и аргументы врага. Воевать с острым осознанием правоты.

Рушить шедевры непросто, но после победы «Мидгарда» они обязательно докажут миру, что другого выхода не существовало. Какой бы болезненной ни оказалась операция по удалению опухоли…

Хладнокровие, впрочем, удавалось хранить не всегда. Два раза в день, а иногда и чаще Листопад не мог справиться с собой, отправляясь в канализационные коллекторы, чтобы проверить целостность тайника.

Вот и сейчас, ежесекундно оглядываясь, он спускался в темные подвалы, стараясь сдержать дрожь и отвращение.

Слушая крысиный писк, он изо всех сил гнал от себя мысль, что и сам является крысой. «Тараканом», как их называли «коренные» с комбайна. Существом, предпочитавшим солнцу рассвета мрак тоннелей и безопасность уютных нор.

Убедившись, что за ним никто не следит, Листопад присел на корточки. Нащупал под влажной пластиковой трубой завернутый в тряпку «раллер». Туда же он спрятал настоящую «балалайку» Степана Гринивецкого. Там же, еще не активированный, хранился и его главный козырь – почти настоящий «поплавок».

Конечно, искусность изготовивших его граверов была сомнительной и не могла сравниться с мастерством создателей недавнего прошлого. Но требованиям Порфириона процессор отвечал, а большего ломщик и не требовал. Когда придет час, устройство сыграет свою роль, нанеся врагам Геоса мощный удар. Возможно, даже смертоносный.

Развернув отсыревшую тряпицу, Листопад погладил блестящую коробку герметичного футляра, в котором хранилась электроника. Замотал снова, сунул обратно, вытирая мокрые руки о штанину. В голове, ставший привычным спутником одиночки, зазвучал голос наставника:

– Иногда объективную правоту можно навязать только силой оружия, – шептал Порфирион. – История знает массу примеров, когда доброта сжимает кулаки или берет в руки меч. Ни один здравомыслящий родитель не станет бить свое дитя за непослушание или капризы. Но человечество – давно не ребенок. Это взрослый, намеренно губящий себя.

Человек не имеет права, подобно богам, ходить меж мирами, пронзая бесконечный Космос. Уподобившись им, он оскорбляет саму суть мироздания, низвергая основы, руша фундамент, обрекая свой дом на хаос и погибель.

Запретные комнаты, и в это Степан тоже верил, стоит охранять пуще зеницы ока. А если понадобится, выставлять вооруженную охрану. Если же глупцы попробуют пройти, будто падающие со скалы лемминги, он остановит их, пусть даже покалечив…

– Как наркомана, изолированного на время ломки, мир нужно лечить решительно и не обращая внимания на мольбы, – продолжал в его сознании заученную проповедь незримый наставник. – Приковывать к трубам, лишать воды и пищи, силой помогая отринуть ложные убеждения и сбросить путы зависимости. Пройдут, возможно, годы, но наши старания будут вознаграждены. И потомки, возродившие истерзанную планету, обязательно вспомнят наши имена. Имена тех, кто не позволил Иерарху умереть. Имена героев.

Выбравшись из коллекторов, Листопад двинулся в жилую часть комбайна.

Он уже достаточно хорошо изучил местные ходы, чтобы не попасться на глаза рабочим или солдатам. А потому выскользнул на оживленную «улицу» яруса незаметно и ловко, очень довольный собой.

Покружив по массивным индустриальным переходам и удостоверившись, что за ним не следят, Степан отправился на промежуточный уровень, где на подвесном мосту завлекало народ аппетитными запахами заведение «Ди Лианг». Не проходило и дня, чтобы Листопад не навестил своего нового друга, немало сделавшего для «Мидгарда», даже не подозревая об этом.

Чи Вай был ему симпатичен.

Может быть, из-за своей простоты. Возможно, из-за искренности, с которой помогал чужаку. Конечно, за деньги, но ни разу парнишка не попросил сам – все вознаграждение человек по имени Денис Йен выплачивал китайцу по собственной воле.

Деньги, кстати, подходили к концу, но Листопад был уверен, что успеет выполнить задание до того, как потратит последний юань.

Гао уже и так рассказал достаточно , оставалось лишь проверить имевшиеся данные. И про внутреннюю сеть комбайна рассказал, и про жесткий контроль над ней. И про резервные залы для машинистов НОАК, запечатанные до полномасштабного нападения на комплекс.

Именно оттуда, подключившись к сети «Императора Шихуанди», «Мидгард» ударит китайцев, отбив у них желание прокладывать свой «Звездный Путь». Именно эти резервные залы станут местом, из которого он покажет миру, что Гея не готова отпускать своих детей. Как минимум до тех пор, пока те не позаботятся о своей Матери…

В залах кабака было людно – дневная смена прибыла на обед, а вооруженные талонами прорабы шли забирать пайки для сотрудников, неспособных отлучиться с рабочих мест. Листопад, уже научившийся использовать преимущества толпы, привычно затерялся среди шумного люда, заняв единственный свободный стул за стойкой.

– Миску риса, чай, – почти без запинки заказал он официанту. Чтобы не болтнуть лишнего или не выдать акцент, коротко бросил вдогонку: – Чи Вай Гао?