Уильям Гибсон - Виртуальный свет

Скиннер выложил ее долю яичницы па алюминиевую армейскую тарелку с отштампованным годом выпуска «1952», а затем поставил тарелку на стол, рядом с вилкой и уже налитой кружкой черного кофе.

– Ничего не видно, черные, и все.

Шеветта положила очки на стол, пододвинула табуретку, села и взялась за яичницу. Скиннер тоже сел и начал есть, время от времени поглядывая на Шеветту.

– Советский Союз, – сказал он, глотнув кофе.

– Чего?

– Вот так вот они делали солнечные очки в светлой памяти Советском Союзе. Два завода солнечных очков, и один из них такие вот все время и выпускал. И прямо на склад, ведь никто их не покупал, покупали нормальные, с другого завода. Забили склад под самую крышу.

– Завод выпускал непрозрачные очки?

– Советский Союз, что ж ты хочешь.

– Они там что, были совсем с приветом?

– Не так-то все это просто… А где ты их взяла?

Шеветта взглянула на свою кружку.

– Нашла.

Она взяла кружку со стола, старательно глотнула.

– Работаешь сегодня?

Скиннер встал, заправил рубаху в джинсы, потрогал проржавевшую пряжку ремня, перевязанную для верности проволокой.

– С обеда до пяти.

Шеветта взяла очки со стола, взвесила их в руке. Да, слишком уж тяжелые.

– Нужно позвать кого-нибудь, чтобы проверил топливные элементы.

– Фонтейна?

Скиннер не ответил. Шеветта уложила очки на черную замшу, закрыла футляр, встала, собрала со стола посуду и отнесла к раковине. Искоса взглянула на футляр.

Выкинуть надо, подумала она, и дело с концом.

В тот же день, поближе к вечеру, Райделл сел в Бербанке на конвертиплан «Кал-Эр». Фредди, мужик из Сан-Франциско, сказал: приходи на аэродром, я забронирую билет и оплачу. Пассажиры здесь были попроще, и «Кал-Эр» считала излишним баловать их компьютерными развлечениями. Противно пищали дети. Райделлу досталось место у окна. Внизу плыла россыпь огней, чуть размытая и радужная, – кто-то из предыдущих пассажиров прислонился к стеклу набриолиненной головой. Калифорнийская долина. Бирюзовые бездны плавательных бассейнов, подсвеченных из-под воды. Большая это теперь редкость – плавательный бассейн. Тупая боль в руке.

Райделл прикрыл глаза и увидел отца, стоящего у кухонной раковины их флоридского автофургона. В этот момент смерть уже вызревала в нем, превращалась в факт, какая-то грань была пройдена. Отец стоял у раковины, мыл стакан и говорил о своем брате. Дядя Райделла был на три года младше отца и к тому времени пять лет уже как умер; однажды он прислал Райделлу из Африки футболку в пакете с мягкой, из пузырчатого пластика, подкладкой и с армейскими марками. На марках был один из древних бомбардировщиков, «В-52», и надпись: «КОГДА ДИПЛОМАТИЯ БЕССИЛЬНА».

– Как вы думаете, это что – Прибрежный хайвэй?

Райделл открыл глаза. Соседка чуть привстала и вглядывалась в затянутый бриолиновой пленкой иллюминатор. Старая, старше, чем был бы сейчас отец, и похожа на миссис Армбрастер из пятого класса.

– Не знаю, – сказал Райделл, – может быть. То есть, – добавил он, – мне они все кажутся улицами, я не здешний.

Любознательная соседка улыбнулась и снова втиснулась в узкое кресло. Ну, точно как миссис Армбрастер, такое же дикое сочетание твида и оксфордского хлопка, та же индейская накидка. Уж эти бодрые старушонки в крепких, на толстой подошве, ботинках!

– Никто из нас не здешний. – Морщинистая рука похлопала Райделла по коленке цвета хаки. («Да оставь ты себе эти брюки», – сказал Кевин.) – Такие уж времена.

– Угу, – промычал Райделл, отчаянно нащупывая кнопку, опускающую сиденье, маленький стальной кружок, который поможет опрокинуться в некое подобие сна. Он снова закрыл глаза.

– Хорошо, что до Сан-Франциско так близко. Я лечу туда, чтобы перевести своего покойного мужа в одну из малых криогенных фирм, – не отставала «миссис Армбрастер». – В фирму, предоставляющую клиентам индивидуальные консервационные модули. Реклама называет их «салонами» – гротескно, не правда ли?

Райделл нашел кнопку и выяснил, что «калэровские» сиденья откидываются не больше чем на десять сантиметров.

– Он в крио – сколько же это? – уже девять лет, и все это время я с ужасом думаю, что его мозг болтается там, в этом гелии, вместе с сотнями других. Завернутый в фольгу. Ну, совсем как печеная картошка, верно?

Райделл открыл глаза. В данной ситуации не подходил ни один из возможных ответов.

– Или как кроссовки в сушилке, – сказала старуха. – Я понимаю, что все они насквозь промерзшие, и все равно вот как-то не чувствуется в этом настоящего, достойного упокоения.

Райделл разглядывал спинку переднего сиденья. Голый пластик. Серый. Безо всякого всего – телефона и того нет.

– Конечно же, эти маленькие конторы не могут обещать ничего нового в смысле грядущего пробуждения, но так будет пристойнее. Я уверена, что так будет пристойнее.

Молчать дальше было уже просто невежливо. Райделл повернул голову и, сам того не желая, встретился со старухой взглядом. Светло-карие глаза запутались в паутине тончайших морщинок.

– К тому времени, как он оттает – или что уж там они с ним в конечном итоге сделают, – меня к тому времени уже не будет, я не буду при этом присутствовать. Идея замораживания в корне противоречит моим принципам. Мы постоянно с ним спорили. Я не могла забыть о миллиардах мертвецов, о бесчисленных людях, умирающих в бедных странах. «Дэвид, – говорила я, – ну как ты можешь помыслить о таком, когда большая часть человечества не знает, что такое кондиционер?»

Райделл открыл рот. И снова закрыл.

– Лично я имею членский билет «Угасни в полночь».

Райделл не понимал выражения «членский билет», а вот что такое «Угасни в полночь», это он знал. Общество коллективной самоэвтаназии, запрещенное в штате Теннесси, только кто же сейчас смотрит на законы и запреты? Рассказывали, что они даже накрывают для врачей и санитаров скорой помощи стол – печенье обычно и молоко. Собираются группой в восемь-девять человек и – прямиком на тот свет. Никого не подводят, травятся хитрыми смесями лекарств, имеющихся в свободной продаже, ни стуку, ни грюку, сплошная благодать, вот они какие, эти УП. Упыри – так называют их санитары.

– Простите, пожалуйста, мэм, – сказал Райделл, – но мне просто необходимо немного поспать.

– Спите, юноша, спите, у вас и вправду очень усталый вид.

Райделл откинул голову на спинку, закрыл глаза и открыл их снова только тогда, когда резко изменился рев двигателей; конвертиплан шел на посадку.

– Томми Ли Джонс, – произнес черный парень. Его прическа напоминала перевернутый цветочный горшок, обвитый аккуратно выдавленной спиральной дорожкой. Нечто вроде шрайнерской фески, только без кисточки. [11]Росту – пять футов, ядовито-желтая рубаха на три размера велика и разукрашена пистолетами всех существующих в природе систем, в натуральную величину, огромные темно-синие шорты болтаются ниже колен, круглые зеркальные очки со стеклами размером в пятидолларовую монету, длинные гольфы, кроссовки с крошечными красными светлячками по краю подошв.