Уильям Гибсон - Страна призраков

– Хочу, да.

– Это потом. Пока.

Она торопливо встала и спрятала телефон в карман халата, словно это могло помешать трубке зазвонить снова.

– Холлис Генри. – Молодой человек из проката машин изучил ее права и поднял взгляд. – Я вас видел по телику?

– Нет.

– Хотите «полное покрытие»?

– Да.

Он черкнул три крестика на контракте.

– Тут подпись, два раза инициалы. В кино, что ли?

– Нет.

– Поете. В той группе. Такой носатый лысый парень на гитаре, англичанин.

– Нет.

– Только не забудьте все заполнить, когда возвращать будете. – Парень уставился на нее с дерзким, хотя и не слишком горячим любопытством. – Все-таки это вы.

– Нет, – отвечала Холлис, принимая ключи, – не я.

После чего направилась к взятому напрокат черному «пассату», положила на пассажирское кресло коробку из «Синего муравья» и села за руль.

Тито и Вьянка упаковали всю обстановку его комнаты в десять свертков разной величины, завернули каждый в два черных мусорных мешка и заклеили толстой черной изолентой. Остались только матрас, гладильная доска, длинноногий стул с Канал-стрит и старая железная вешалка. Согласно уговору, Вьянка брала себе стул и доску. Матрас, накопивший достаточно чешуек эпидермиса и волосков для анализа ДНК, кузина запечатала в два черных целлофановых пакета еще до того, как пропылесосить комнату; его ожидала прямая дорога на свалку. Достаточно было присесть на матрас, как мешки начинали тихонько шуршать; а ведь Тито предстояло провести на нем целую ночь.

Мужчина еще раз притронулся к «Нано», подвешенному на шею, и про себя порадовался тому, что его музыка с ним.

– Chainik -то мы убрали, – спохватился Тито. – Теперь и чая не попить.

– Не хочу вытирать все снова, – нахмурилась кузина.

– А Карлито называл меня и Алехандро словом «chainiki», – сказал ей мужчина. – Оно означает человека невежественного, но готового учиться. Ты знала?

– Нет. – В белой бумажной сеточке Вьянка была похожа на невероятно прелестное и очень опасное дитя. – Я думала, в них только чай заваривают.

– Так выражаются в России, это жаргон хакеров.

– Тебе никогда не казалось, что ты забываешь русский язык? – спросила она по-английски.

Прежде чем он успел ответить, кто-то тихонько постучал в дверь, как полагалось по протоколу. Вьянка легко поднялась с матраса с особой, какой-то змеиной грацией.

– Бродерман, – сообщила она, отстучав полагающийся ответ, и открыла дверь.

– Hola, Viejo [98]. – Вошедший кивнул Тито и снял с головы черную вязаную повязку, гревшую голову вместо теплых наушников.

Его волосы стояли сплошной вертикальной копной с интересным темно-рыжим оттенком – следом работы перекиси водорода. Как говорила Хуана, в этом мужчине кубинская кровь прежде слилась с африканской, а потом уже к ним подмешалась китайская. В последнее время Бродерман еще усиливал это впечатление к собственной выгоде и на пользу своим родным. С точки зрения расы, он был амбивалентен – самый настоящий хамелеон. Его испанская речь свободно скользила между кубинской, сальвадорской и «чиланго» [99]-версиями, а когда он принимался трещать на языке чернокожих американцев, Тито не мог разобрать ни слова. Бродерман был заметно выше него, отличался худощавостью и вытянутым лицом, а еще – постоянной краснотой в глазных белках.

– Llapepi , – кивнул он Вьянке, в шутку переставив буквы в испанском слове papilla (девушка-подросток).

– Hola , Бродерман. Qué se cuenta? [100]

– Все по-старому, – ответил гость, наклоняясь, чтобы поймать и стиснуть ладонь Тито. – А ты у нас герой дня.

– Не люблю ждать, – сказал Тито и встал, чтобы размять затекшие от беспокойства спину и р у ки.

Голая лампочка над головой, казалось, горела ярче прежнего; Вьянка и ее успела начисто вытереть.

– Зато я видел вашу Систему, братишка. – Бродерман поднял руку с белым пакетом. – Карлито прислал тебе обувь.

На черных туфлях еще сохранились фирменные сине-белые ярлычки «Адидас». Тито присел на корточки у запакованного в мешки матраса и снял старые ботинки. Потом натянул «Адидасы» поверх не очень плотных носков, оторвал ярлычки и, крепко натянув шнурки, завязал их. Поднялся на ноги, покачался, чтобы проверить, удобно ли.

– Модель GSG9, – сообщил Бродерман. – Разрабатывалась для спецподразделений германской полиции.

Тито расставил ноги на ширине плеч, убрал свой «Нано» под майку, набрал в грудь воздуха и сделал сальто назад, едва не задев носками голую лампочку на потолке. Он приземлился в трех футах от места, где только что стоял, и ухмыльнулся Вьянке, но та и не подумала улыбнуться в ответ.

– Схожу куплю еды, – сказала она. – Ты что будешь?

– Все равно, – ответил Тито.

– А я, пожалуй, начну погрузку, – вызвался его кузен, легонько пнув носком ботинка груду черных мешков.

Вьянка передала ему свежую пару хлопчатобумажных перчаток.

– Помочь? – вызвался Тито.

– Не надо. – Бродерман натянул перчатку и погрозил кузену белым пальцем. – Повредишь себе что-нибудь, растянешь, а Карлито нам головы оторвет.

– Он прав, – на полном серьезе поддакнула Вьянка, надевая бейсболку вместо бумажной сеточки. – Так и доиграться можно. Ладно, давай сюда бумажник.

Тито повиновался.

Она достала два документа, оформленных на фамилию, которой чаще всего пользовались в их семье, – Геррера. Adios . [101]А деньги и карточку на метро оставила.

Тито посмотрел на кузена, потом на кузину – и опустился обратно на матрас.

Лежа в полном облачении на постели, затянутой гостиничным покрывалом, Милгрим думал о новой таблетке. Эзотерический эффект от «Райз» отдаленно напоминал впечатления от поедания исключительно горячего цыпленка, жаренного в сычуаньском стиле с острым соусом.

И не просто горячего, а еще и должным образом приправленного. Настолько, что посетителю приносят блюдце с ломтиками лимона, которые нужно высосать, чтобы немного смягчить последствия ожога. Как давно уже Милгриму не доставалось такой пищи. Он и забыл, когда получал от еды удовольствие. В последнее время мужчина свыкся с китайскими блюдами преувеличенно кантонского направления, вроде той безвкусной мешанины, которую принесли ему в прачечную на Лафайет-стрит, а сейчас вдруг отчетливо вспомнил то удивительное ощущение, когда запиваешь нешуточный ожог от пряностей чашкой холодной воды, и та заполняет рот целиком, но странным манером не касается кожи, как если бы все внутри покрывала серебристая молекулярная мембрана китайской антиматерии, чудо-изоляция из волшебной сказки.

Вот и «Райз» вызывал похожее чувство, только роль холодной воды играло желание быть собой, или быть собой хотя бы в главном, или же просто быть, что на деле сложнее всего. Причем если рецепт погрубее заставил бы выплюнуть воду, то после «Райз» ее хотелось держать и держать во рту, наслаждаясь ощущением серебристой мембраны.