Аластер Рейнольдс - Алмазные псы [сборник litres]

– Мне нужны эти головы.

– Тебе в башку и правда нагадили будь здоров! – Мирская подняла пистолет и открыла огонь по Семерке и остальным пиратам.

На глазах у Ирравель замороженные головы разлетелись на куски.

– Нет!

– Уж прости, Веда! – прокричала Мирская. – Так надо.

Семерка схватился за грудь, размазывая чужие мозги. Мирская пробила его броню. Пират пытался зажать расходящуюся дыру, и при этом свиная морда исказилась от ужасного понимания: его царствованию конец.

Но и в Ирравель кто-то попал.

– Где я? – спросила Ирравель. – Почему я могу думать?

– Ты в безопасности, – прозвучал женский голос, цветом напоминавший красное дерево. – Ты погибла на льду, но мы вовремя тебя вернули.

– Для чего?

Мирская вздохнула, будто ей не хотелось ничего объяснять.

– Чтобы отсканировать тебя, как и две замороженные головы. Скопировать в корабль.

Возможно, Ирравели следовало бы ужаснуться, возмутиться или даже испытать облегчение от того, что какая-то ее часть уцелела.

Но она испытывала лишь нетерпение.

– И что теперь?

– Мы работаем над этим, – ответила Мирская.

– Когда она погибла, мы сохранили тело. – Мирская слегка сипела, ей трудно было передвигаться при таком ускорении, хотя Ирравель воспринимала два с половиной g как нормальную корабельную нагрузку. – Забрали его на борт после боя.

Ирравель подумала о том, как ее мать умерла на другом корабле, на том самом, который они преследовали. Вот уже долгие годы они намеренно не сокращали дистанцию, но и не выпускали «Хидэёси» из поля зрения.

Вплоть до сегодняшнего дня у Ирравели не возникало желания спросить, почему так происходит.

Она заглянула в окошечко капсулы, сравнивая собственные черты с чертами лежавшей там женщины, себя пятнадцатилетнюю со взрослой Матерью.

– Почему ты держала ее в заморозке?

– Нужно было извлечь из ее мозга все, что возможно, – ответила Мирская. – Воспоминания, нейронные связи. Мы вытащили их и загрузили в корабль.

– Какой вам от этого прок?

– Мы знали, что когда-нибудь это пригодится.

Ирравель была клоном Матери. Не идентичным – ни один миксмастер не смог бы точно воспроизвести биохимическую среду материнской утробы или определившие характер и индивидуальность годы младенчества. Их личности обрели форму в разные столетия, в совершенно разных мирах. И все же они были довольно похожи друг на друга. И даже обладали общими воспоминаниями, которые наномеды вписали в разум Ирравели так искусно, что она едва отличала их от собственных.

– Зачем ты это сделала?

– Затем, что Ирравель начала одно дельце, – ответила Мирская. – И я пообещала ей помочь это дельце закончить.

– Почему вы интересуетесь нашим оружием? – спросил гнездостроитель. – Насколько нам известно, в нынешнюю эпоху хордовые организмы не ведут никаких войн.

– Тут дело личное, – ответила Ирравель.

Гнездостроитель завис в столбе микрогравитации в метре над полом. Когда-то эти дышащие кислородом членистоногие сумели развиться настолько, что научились совершать межзвездные перелеты. Теперь они уже не обладали разумом, но их поддерживали самообновляющиеся машины. Гнездостроители мигрировали из системы в систему и создавали причудливые объемные конструкции из чистого алмаза. Время от времени очередная стая этих существ прилетала и занимала выстроенные гнезда. Со стороны все выглядело так, будто они действуют совершенно бесцельно, но вот уже десятки тысяч лет в их телах селились представители другого вида – маленькие и весьма разумные слизняки. В теплых влажных изгибах прихотливо закрученной раковины гнездостроителя иногда обитала целая колония – до дюжины слизняков. Они давно научились управлять своими носителями и обслуживающими их машинами.

Сейчас Ирравель внимательно изучала такого слизняка, показавшегося из ракушки.

Это было многоклеточное беспозвоночное размером не больше ее кулака – комок мягкой голубой протоплазмы, который при необходимости отращивал щупальца. С одного края внутри сгустка темнело некое биполярное образование – возможно, центральная нервная система, но такая маленькая, что было совершенно непонятно, как это создание умудряется быть разумным. Ирравель не заметила никаких видимых органов коммуникации, но от слизняка вглубь раковины уходил пульсирующий синий жгутик. И слизняк разговаривал с помощью гнездостроителя, заставляя того трещать хитиновыми челюстями и издавать некое подобие человеческой речи. Висящий в воздухе кристалл, подсоединенный к лексической базе станции, довершал дело, и в итоге Ирравель слышала спокойный женский голос.

– Дело личное? Вендетта? Значит, это правда. – Челюсти щелкнули, что, по всей видимости, символизировало у этого вида смех. – Ты действительно та, за кого мы тебя принимаем.

– Ребята, она же вам говорила, что ее Ирравель зовут, – встряла Мирская.

Она потягивала черный кофе из стакана, осторожно сжимая его рукой экзоскелета. Мирская надевала экзоскелет всякий раз, когда нужно было передвигаться при большой силе тяжести.

– Среди вас, хордовых, это имя теперь частенько встречается, – напомнил слизняк. – Но ты, Ирравель, действительно подходишь под описание.

Рядом с ними располагалось огромное панорамное окно, из которого открывался вид на висевшие в пятидесяти километрах под станцией мощные бурлящие эфрские облачные слои. Темнело, и грозовики готовились к представлению. На глазах у Ирравели в облака опустились два сеятеля – роботизированные суда, скрепленные едва видимой ниточкой. Они разместят свою ниточку так, что та соединит два облачных слоя с разным статическим потенциалом, потом вернутся на Грозовую станцию, а ниточка, пульсирующая по всей своей длине, останется на месте. Вокруг нее в радиусе сотни километров сеятели аккуратно разместят другие такие же. Пока ниточки остаются электроизолированными, но по команде грозовика каждая мгновенно сделается проводящей, и в результате вспыхнут огромные, точно скоординированные молнии.

– Я никогда не хотела становиться легендой, – сказала Ирравель. – Или, если уж на то пошло, мифом.

– Да, Веда, про тебя рассказывают столько историй, что проще поверить, что тебя никогда и не было вовсе.

– Почему же ты думаешь иначе?

– Потому что около года назад здесь побывало другое хордовое, вполне вероятно Маркарян. – Раковина гнездостроителя замерцала, и на ней ненадолго появилось изображение космического корабля.