Сэмюэль Дилэни - Нова. Да, и Гоморра

Samuel R. Delany

NOVA

Copyright © 1968 by Samuel R. Delany

AYE, AND GOMORRAH, AND OTHER STORIES

Copyright © 1969, 1971, 1981, 1988, 1991 by Samuel R. Delany

All rights reserved

Серия «Звезды мировой фантастики»

Перевод с английского Татьяны Боровиковой, Николая Караева, Марины Клеветенко, Геннадия Корчагина, Владимира Кучерявкина, Светланы Силаковой

Серийное оформление Сергея Шикина

Оформление обложки Татьяны Павловой

Иллюстрация на обложке Стефана Мартиньера

© Т. П. Боровикова, перевод, примечания, 2021

© Н. Караев, перевод, 2021

© М. В. Клеветенко, перевод, примечания, 2021

© Г. Л. Корчагин, перевод, примечания, 1992, 2021

© В. И. Кучерявкин, перевод, 2002

© С. В. Силакова, перевод, 2014

© Е. М. Доброхотова-Майкова, примечания, 2021

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2021

Издательство АЗБУКА®

Автор благодарен Хелен Адам и Расселу Фицджеральду за бесценную помощь в части проблем с легендами о Граале и картами Таро. Без помощи этих людей «Нова» светила бы куда тусклее.

— А ну, Мыш! Сыграй-ка нам чего-нибудь! — крикнул механик от стойки.

— С кораблями непруха, не берут? — подначил другой. — Хребетный разъем заржавится. Давай изобрази нам.

Мыш перестал водить пальцем по ободку стакана. Хотел сказать «нет», почти сказал «да». И нахмурился.

Механики нахмурились тоже.

Он был старик.

Он был силач.

Мыш потянулся к краю стола, а отщепенец качнулся вперед. Бедро протаранило стойку. Длинные пальцы ног врезались в ножку стула; тот заплясал на плитняке.

Старик. Силач. Третье, что видел Мыш: слепец.

Он колыхался перед столиком Мыша. Взвилась рука; желтые ногти полоснули Мыша по щеке. (Паучьи лапы?)

— Эй, парень…

Мыш уставился на жемчужины за шершавыми моргающими веками.

— Эй, парень. Знаешь, каково это?

Наверняка слепец, думал Мыш. Движется как слепец. Шея изогнута, голова выдается. И глаза…

Дедок размахнулся, поймал стул, дернул на себя. Не без скрипа уселся.

— Ты хоть знаешь , каково было это видеть, слышать, чуять… знаешь?

Мыш покачал головой; пальцы прошлись по его челюсти.

— Когда мы выдвигались, парень, триста Плеяд блестели, что лужа жемчужного молока, по левому борту, а по правому было темнехонько. Корабль был мной; я был кораблем. Через эти разъемы… — он стукнул запястными вставками о стол: клац , — я вштырился в крыль-проектор. Вдруг… — (щетина на лице дыбилась и опадала в такт словам), — по самому центру тьмы — сплошной свет! Вдарил, зацапал наши глаза, пока мы лежали по проекторным, и не отпускает. Вселенную как разодрали, и в дырку ворвался белый день. От сенсор-потока не уйти. Не отвернуться. Ночь пятнали все цвета мира. Под конец — взрывные волны: стены пели! Магнитная индукция трясла корабль, нас едва не разнесло в щепу. А потом — поздняк метаться. Ослеп. — Он плюхнулся на стул. — Я, парень, слеп. Только это смешная слепота: я тебя вижу. Я глух. Но заговори со мной, и я пойму почти все, что ты скажешь. Обонятельные нервы в основном закоротило в мозгу. То же с сосочками на языке. — (Ладонь распрямилась на щеке Мыша.) — Не чувствую твоей кожи. И тактильные нервные окончания убиты, мало что осталось. Гладкое у тебя лицо или колется да мозолится, как мое? — Он ощерил желтые зубы в ярко-красных деснах. — Старый Дан так смешно ослеп. — (Рука скользнула по жилету Мыша, прощупала шнуровку.) — Смешно, да. Чаще слепнут до черноты. В моих глазах — огонь. Вся лопнувшая звезда здесь, в голове. Свет хлестанул по палочкам-колбочкам сетчатки так, что те опомниться не могут, закупорил радужку, набил глазницы до отказа. Вот что я сейчас вижу. И вдруг ты — здесь очерчен, там подсвечен, солнечный призрак по ту сторону ада. Ты кто такой?

— Понтичос, — отозвался Мыш. Его голос — трение шерсти о песок. — Понтичос Провечи.

Лицо Дана исказилось.

— Тебя зовут… Что ты говоришь? В голове кавардак. В ушах засел хор, орет мне в череп двадцать шесть часов в сутки. Мозговые синапсы сочатся белым шумом, предсмертным хрипом — звезда все никак не загнется. Сквозь этот гвалт я едва слышу твой голос, как эхо, когда кто-то кричит за сотню ярдов. — Дан кашлянул, резко выпрямился. — Ты откуда? — Стер пену с губ.

— Отсюда, из Дракона, — сказал Мыш. — С Земли.

— С Земли? Откуда именно? Америка? Из белого домика на улочке, засаженной деревьями, с великом в гараже?

Ну да, подумал Мыш. Слепой и еще глухой. Мыш говорил хорошо, но даже не пытался избавиться от акцента.

— Я-то. Из Австралии. Из белого домика. Жил под Мельбурном. Деревья. И велик. Но это было прорву лет назад. Прорву, чуешь, парень? Слыхал об Австралии, на Земле?

— Бывал. — Мыш съежился на стуле: как бы выскользнуть?

— Ну да. Вот так-то. Но да куда тебе, парень! Куда тебе понять, каково шкандыбать по жизни, сколько ее там осталось, с окопавшейся в башке новой, и помнить Мельбурн, помнить этот велик. Как, ты сказал, тебя звать?

Мыш стрельнул глазами: слева окно, справа дверь.

— Забыл. Гвалт звезды глушит все.

Механики, устав прислушиваться, отвернулись к стойке.

— Не запоминаю ни хрена!

За соседним столиком брюнетка возобновила карточную партию со спутником-блондином.

— Меня и к эскулапам водили! Те грят, если вырезать нервы, зрительный и слуховой, выскрести из мозгов по кусочку, рев, свет — могут перестать! Могут? — Дан поднес руки к лицу. — И тени мира, приходящие ко мне, — их тоже не будет. Имя! Как тебя зовут?

Слова толклись наготове во рту Мыша: «Простите, э? Мне пора».

Но Дан, кашлянув, зажал уши.

— Ааах! Свинский полет, псу под хвост, мухам в дышло! Корабль «Птица Рух», я служил киберштырем у капитана Лорка фон Рэя. Он провел нас, — Дан навалился на столешницу, — близехонько, — (большой палец трется об указательный), — к самому пеклу. И вернул домой. Хоть его кляни, хоть чертов иллирий, парень, кто б ты ни был. Откуда б ты ни был! — Дан гакнул, откинул голову; ладони подпрыгнули на столике.

Краткий взгляд бармена. Кто-то дозаказал выпивку. Бармен поджал губы, но, качая головой, отвернулся.

— Боль, — Дан клюнул подбородком, — когда живешь с ней долго, уже и не боль. Что-то еще. Лорк фон Рэй сошел с ума! Проволок нас по краешку могилы. И бросил меня, труп на девять десятых, здесь, на задах Солнечной. И куда-то делся… — Дан еле дышал. Что-то клокотало в его легких. — Куда деваться слепцу Дану? — Он вдруг схватился за края столика. — Куда деваться Дану!..

Стакан Мыша подскочил, кокнулся о плитку.

— Ну скажи мне!

Дан снова тряханул столик.