Дара Шахмаран - Тайна Роксколла

В порезе на виске Тамары блестел металл. Здесь, в Роксколле, она казалась другой, хотя кожа была такой же бледной, а волосы такими же спутанными – чувствовалось, что она на своей территории. Ее лицо показалось Наде знакомым и даже красивым – она точно видела Тамару по одному из каналов ГосПортала.

– Пойдем? Посмотрим на твоих друзей?

– Зачем ты их туда положила?

– Я? Я никого не принуждала. Они сами согласились, – Тамара склонила голову набок. – Вас же четко проинструктировали: «Роксколл обойти стороной». Не думали, что есть на то причины? Вы попали в зону заражения. Эти капсулы – теперь единственное средство, которое помешает вирусу поразить вашу нервную систему.

– Зачем ты тогда устроила этот цирк в лагере? Зачем лгала нам?

– Я не хотела, чтобы вы паниковали. Но я вижу, ты мне до сих пор не веришь. Пойдем. Я разбужу Родиона, и он сам тебе все объяснит. Я уже устала растолковывать одно и то же.

Какой еще вирус, какая зона заражения? Надя понимала, все, что говорит Тамара – необдуманная, на ходу сочиненная ложь. Бред! Но голос Тамары звучал так приятно и убедительно. И она, кажется, не хотела ничего дурного – Родя же ей поверил.

Тамара мягко коснулась ее плеча и отстранила от двери. Раздался мощный щелчок, будто сотня замков повернулась одновременно, и двери раскрылись. Тамара подвела Надю к двум крайним капсулам – Слава лежал целый и невредимый, Родя – с раной на щеке и бледно-розовым ожогом.

– Видишь, они уже восстанавливаются. Тебе тоже нужно поскорее в капсулу.

Она взяла Надю за руку и повела между рядами. В основном в капсулах лежали женщины.

– Отлично, вот свободное местечко. Ты уже разулась – умница!

Надя сама не поняла, как оказалась в капсуле.

– Будет больно? – спросила она, когда Тамара надевала ей на руки резиновые браслеты.

– Нет. Сюда уже едет подкрепление из Излучинска. Они устранят утечку и выпустят нас.

– А как же ты? Тебе не надо в капсулу?

Тамара пристально поглядела на Надю. Затем уложила ее и закрыла капсулу.

– Не волнуйся обо мне, – сказала она, улыбнувшись. – Я только начала.

Сегодня

Излучинск, район Крапивки

Спустя время Лиси поняла, что именно она была виновата во всем, что случилось тем утром. Если бы она не проспала, и Касу не пришлось чуть не за шиворот вытаскивать ее из постели, то они успели бы на поезд, уходивший получасом раньше. Тогда бы Кас не нагрубил той старухе, и, конечно, не столкнулся бы в дверях с Тайгиным – а ведь это событие и стало ключевым.

Но случилось, как случилось.

Они ехали в переполненном вагоне, лица у окружающих были кислые. Из широких окон падал серый промозглый свет. Казалось вот-вот пойдет снег. Кас сосредоточенно жевал бутерброд с паштетом и пил кофе из старенького термоса. А Лиси едва шевелила замерзшими пальцами, заплетая косы: обычно это ее успокаивало, но не сегодня.

Старуха в наушниках, сидевшая напротив, то и дело поглядывала на Лиси с нескрываемым раздражением. Лиси старалась не отвечать на эти взгляды, но старуха с каждой минутой вздыхала все громче. Наконец, поймав взгляд девушки, она заговорила:

– «Авроровцы», да? – ее резкий голос прорезал полусонную атмосферу вагона. Лиси не ответила, да и отвечать было незачем: изумрудно-зеленые форменные эко-костюмы с эмблемой Излучинска – загогулиной и деревом – носили только ученики «Авроры».

– Приподзнились к учебе, я гляжу, – ехидно заметила старуха. Наушников она не вынимала и, видно, потому почти кричала – перекрикивая то, что у нее там играло. – Копошится она в лохмах своих крашеных! Уж не знала, что гордости города позволено малевать себя как продажным девкам! Позорница!

Волосы у Лиси и впрямь походили на крашеные – ярко-рыжие, почти красные, и люди часто спрашивали, что она с ними делает. Но такими они были от рождения. Лиси раскрыла рот, чтобы объясниться, но тут время потянулось. Она даже не сразу поняла, что это: сознание плывет или поезд притормаживает перед остановкой. Вмешался Кас.

– Не крашеная она, – сказал он, проглатывая последний кусочек бутера. – Да и вы зачем спрашиваете? Вам какое дело?

Старуха прикусила язык. Вряд ли кто-то мог с ходу заподозрить в Касе круглого отличника. Высокий, широкоплечий, он больше походил на боксера, хотя ему совсем не нравилось производить такое впечатление. Чтобы поддерживать образ ботаника, он носил огромные на пол-лица очки в черной оправе. «Зачем такие большие?» – спросила как-то Лиси, на что Кас ответил, что такой размер отвлекает внимание от его кривого носа. Лиси нравился его нос. И глаза, и светлые волнистые волосы. Да что скрывать: ей нравилось в Касе все. В особенности, умение быстро найтись и ответить. Хоть иногда за это приходилось платить.

Его хроно и хроно старухи жалобно пискнули – уведомление о списании соцбаллов за негативное взаимодействие. Лиси жутко расстроилась. А ведь все, чего она хотела – только чтобы сегодняшний день – первый учебный день – прошел без происшествий.

Старуха, растроенная из соцбаллов ничуть не меньше, скоро встала с места и ушла в тамбур, бормоча под нос:

– Тьфу! Уж и рта раскрыть нельзя!

На том вагон вновь погрузился в тишину, изредка нарущаемую голосом диктора, объявлявшего остановки. Лиси опустила голову на плечо Каса. Мир вокруг не просто двигался в бешеной скоростью, он кружился. Лиси сомкнула глаза, успокаивая себя. Казалось, не прошло и секунды, как вновь повторилась утренняя сцена: Кас резко потянул ее наверх, вырывая из сна, как утопающего из воды.

– Чуть не проехали! Скорее! – крикнул он, а Лиси вдруг обнаружила себя в тамбуре.

– Это что? «Аврора»? – послышался позади взволнованный голос. – Мне тоже выходить!

Лиси выпала на перрон: уперлась руками в шершавый асфальт, набитый барахлом рюкзак тотчас саданул по затылку. Двери поезда клацнули за ее спиной, и раздались два болезненных вскрика. Все еще мало понимая что происходит, Лиси обернулась и увидела, как Каспер застрял в дверях плечом к плечу с седоволосым дядечкой. На мгновенье они, гримасничая от боли, зависли, будто подвешанные в воздухе, но потом двери разъехались, и оба рухнули на перрон, совсем как Лиси.

– Куда же вы лезете? – возмутился Кас.

– Молодой человек!.. – дядечка ответил так, будто собирался в чем-то его упрекнуть, но, передумав, прикусил язык.

Они тут же замолкли и разошлись, прекрасно понимая, что ничьей вины нет.

Седоволосому дядечке досталось явно покрепче. Он был таким же высоким как Кас, но худым, как циркуль. Когда он отряхивал старомодные брюки и клетчатое пальто с коричневыми заплатками на локтях, на его лице появилась тревога. Но он тотчас бросился к помятой картонной коробке, которую до того нес под мышкой. Его потертый портфель раскрылся, а содержимое раскатилось по перрону, но дядечку это совсем не волновало.