Илья Новак - Demo-сфера

Шунды сказал Магадану:

— Другой проход должен быть. Оно ж не просто приземлилось, видел, как все обгорело? Как-то им управляли, смягчили посадку, но все равно оно падало... Может, там сбоку где-нибудь дырка, пролом какой-то. Или просто люк. А как иначе эти все... как они наружу попадают?

— Пойдем поищем? — предложил колесничий.

Шевеля губами, Шунды стал читать сделанную под трафарет красной краской надпись вверху двери:

Я ЗАПРЕТНЫЕ ТЕРРИТОРИИ

Я ВЕКОВЕЧНОЕ ТЕРЗАНИЕ

ВО МНЕ ПОКОЛЕНИЕ ОСУЖДЕННЫХ

Я ПОСТРОЕН С ПОПУСТИТЕЛЬСТВА ЛЮДЕЙ

ВОСТОК, ЗАПАД, ИХ ЛЮБОВЬ

СОЗДАЛИ МЕНЯ. XXI век.

ЕДИНОЖДЫ ВСТУПИВ В МЕНЯ,

НЕ НАДЕЙСЯ ВЕРНУТЬСЯ: ЭТО НАВСЕГДА

— Вранье, — произнес Магадан не слишком уверенно. — Раз они выходят наружу, значит, вранье.

Одома толкнул дверь — та не шелохнулась — повернулся к притихшим дерекламистам, поглядел на старика и спросил:

— Для чего мы так долго готовились? Гэндзи тебя предупреждал о таких штучках?

Проф быстро закивал.

— Основные к-коды у меня есть. Конечно, м-может что-то не-е... непредвиденное случиться, но я мо-о...

— «Му-у»... — передразнил Одома. — Мудак! Ты тут единственный умный, не считая меня... голос разума! Давай, веди!

Проф подступил к двери, оглядев прямоугольную панель с верньерами и датчиками, положил руку на гриб-джойстик и набрал какую-то комбинацию. Несколько секунд ничего не происходило, потом замигали светодиоды, сами собой защелкали, зашипели и запыхтели, выпуская струйки пара, замки. Что-то хрипнуло, будто провернулась большая шестерня на ржавой оси, и дверь медленно отворилась.

— Все, теперь осторожно, — сказал Шунды. Он поднял звуковой кастет, решительно кивнул сам себе и вступил в коридор за дверью.

И остановился, машинально потянувшись к очкам, чтобы приподнять их и яснее разглядеть окружающее, но в последний момент отдернул руку. Воздух наполняли прозрачные чешуйки: сновали, толкая друг друга, еле заметно искажая окружающее, заставляя каждый его элемент — стены коридора, одинаковые двери с квадратными стеклянными окошками, низкий потолок в каплях влаги — чуть дрожать, колебаться, будто на мгновение выходить из физических границ и тут же возвращаться обратно. Шунды поднес запястье к глазам. Ладонь тоже едва заметно вибрировала — так казалось из-за прозрачных чешуек...

— Фух... — протянул вставший рядом Магадан. — Что за хуйня тут творится?

— Ты по сторонам гляди, — велел Одома. — Чуть что — стреляй.

Он медленно двинулся по коридору, слыша далекий невнятный шум.

— Мы типа в игре на устаревшем движке, — прошептал Магадан, катясь рядом.

За квадратным окошком в одной из дверей что-то мелькнуло. Подняв кастет, Одома шагнул ближе и заглянул: небольшая комната со стенами из мягких белых квадратов, тусклый свет от утопленной в потолок панели и лицо Ника Одомы, совсем близко, так что видны поры на тонком носу, бессмысленные глаза, приоткрытый рот. Шунды вскрикнул, отпрянул — и по другую сторону его брат тоже отпрянул, но молча, отскочил в дальний угол, присел там и закрыл голову руками.

— Что там?! Командир! — оттолкнув его, Магадан метнулся к двери, заглянул в окошко.

Белый пластик испещряли линии: синие, зеленые и красные, складывающиеся в беспорядочные абстрактные узоры. На полу у ног сжавшейся фигуры лежали разноцветные мелки.

Рассмотрев все это, Магадан пожав плечами и отвернулся. Одома стоял под стеной. Уже в который раз колесничему захотелось сорвать с него очки, чтобы увидеть глаза — он не видел их никогда — и после этого, быть может, лучше понять одолевавшие мальчишку чувства.

Шунды сказал:

— Они художники, понимаешь, это я всегда был хулиганом... В Хрустале нас же по-всякому... Это ТАГ проект был, мне там нейроптид вкалывали, я от него зверел, а они — в другой группе, хотели из них гениев сделать... Я своего первого в девять лет убил, а Ник с Асей... они тихие такие, интеллигентные... Боялись меня...

Дерекламисты стояли под стеной рядом с модулем. Проф водил перед глазами рукой, шевелил пальцами, изучая чешуйки.

— Вы все здесь пока постойте, командир, — решил колесничий. — А я дальше гляну.

Он покатил по коридору. Одома, просунув указательные пальцы под очки, растирал глаза.

— Клипот, — прошамкал вдруг старик, и Шунды поднял голову.

— Чего?

— Чешуя Клипот.

— Какой, на хер, Клипот?

— Долго объяснять, ма-а... мальчик. Это лепестки...

Одома собрался уже было сказать старику, чтобы тот отъебался со своими лепестками, но в этот момент вернулся Магадан.

— Коридор не прямой, по кругу идет, но такому пологому, что сразу и не разберешь, — сказал он со странным выражением. — Там семь дверей, за каждой... в общем, три девицы и четыре пацана. Все какие-то зашибленные. У одного пластилин в комнате, он там лепит что-то... странное что-то очень. У другого пластипапер и карандаш, листы все исписаны... Такие дела, командир.

Шунды вяло посмотрел на него.

— Двери — ладно, а что еще?

— Слышишь шум? Это вода. Наверное, та, что сверху от реки течет через дом с куполом. Там какая-то установка и... не понял я, в общем.

Одома пригляделся к колесничему.

— Че это с тобой, Магадан?

— Да машина эта там, командир... Или не машина... Дикая какая-то. Вроде она воду в кровь превращает.

— В кровь? — заинтересовался проф. — Не мо-о... может быть такого. Идемто по-о... поглядим.

Коридор изгибался, но так плавно, что заметить кривизну можно было лишь приложив щеку к стенке и глядя вдоль нее. Шум становился громче, теперь уже было ясно, что складывается он из мерного плеска воды и звука работы какой-то большой установки. Раппопорт стал пояснять:

— Мы, в-видимо, вдоль стены сфе-е... сферы идем, п-примерно на том уровне, где она по-о... погрузилась в землю. Надо только найти про-о... проход, чтобы попасть в-во внутренний отсек...

— Вот оно, — сказал Магадан, останавливаясь.

Здесь на коридор, как бусина на нить, был нанизан сферический зал с круглым проемом, ведущим дальше, внутрь платформы. Дренажная система и резервуар, куда со всех сторон стекала вода, находились где-то вверху. Оттуда по широкой вертикальной трубе, тянувшейся сквозь оболочку платформы, жидкость попадала в устройство, занимающее середину зала. Усеченный снизу конус напоминал чашу высотой с трехэтажный дом, украшенную несколькими толстыми кожаными трубами. Поверхность — вроде шершавой шкуры с редкими жесткими волосами. От круглой мягкой крышки вниз дугами тянулись узкие металлические ребра. Шкура между ними напоминала дольки очищенного от кожуры апельсина; она двигалась, то надуваясь, то опадая, с натугой, пыхтя, заглатывая в себя воду, что-то проделывая с ней внутри и отправляя дальше через трубу, тянувшуюся по полу, похожую не то на тяжелый неповоротливый хвост какого-то динозавра, не то на щупальце спрута-гиганта. Да, скорее на щупальце: Шунды заметил ряд присосок-тарелок, которыми труба крепилась к полу.