Мерси Шелли - Паутина

Когда я подошел к самому подножью композиции, у меня возникла и более смелая ассоциация. Вспомнились и подкрепляющие эту версию сообщения в желтой прессе. Говорили, что нынешняя мэр города, ярая феминистка, развернула широкую, хотя и неявную кампанию против фаллических символов в городской архитектуре. Законодательному Собранию, посвятившему этой проблеме специальное закрытое заседание, как будто удалось отстоять некоторые крупные столбы и стамески, понатыканные на больших площадях. Но что касается столбиков поменьше, их спешно реконструировали с учетом новых политико-архитектурных веяний, то есть заменяли на низкие круглые павильончики, прудики с умеренными фонтанами и прочие композиции горизонтально-вогнутой ориентации. Стало быть, Петр с Московского вокзала оказался одним из пострадавших.

Еще минут пять я прогуливался вокруг огромных губ, держащих петровскую голову, и от нечего делать пытался представить, как звучало бы пушкинское «Я памятник себе…», если бы и соответствующий Столп заменили на символ противоположного пола. Какое определение стоило бы тогда поставить вместо «выше»?

На этом философском вопросе я основательно забуксовал и оглянулся вокруг в поисках нового способа убить время. В углу зала светилась голубая вывеска инфо-центра. А что, не поискать ли в Сети про хитрую сережку с перьями?

Девушка в голубом костюме и с маленьким подбородком, сидевшая за стойкой, сама заинтересовалась моей идеей. Я даже пожалел ее: если просьба отсканировать серьгу-паутинку оказалась таким ярким событием в ее практике, то как же скучно ей сидеть тут целыми днями!

Когда я ввел картинку в искалку и на экран посыпались ссылки, администратор снова заскучала и отошла, лишь попросила рассказать потом, что я найду. Девушка села за свой монитор, и на экране перед ней появилось ее собственное лицо с маленьким подбородком, словно отразившееся в зеркале. Под лицом кривлялся график. Ага, ясно, участвует в конкурсе. Интересно, что нынче выступает критериями привлекательности? «Я ль на свете всех белее, всех коммуни-кабелее?», мысленно пропел я и вернулся к изучению результатов своего запроса.

По умолчанию искалка оказалась настроенной на новости. Список заголовков найденных материалов ничем не выдавал особое отношение этих материалов к ушным украшениям. Достаточно сказать, что начинался он так:

AFP. Покушение на премьера Пакистана: снова тряпочная бомба

Novocybersk-weekly. Искусство вандализма

Interfax. В Москве арестована крупнейшая банда «карлсонов»

CNN. «Диснейленд» — теперь на Марсе и в Северной Корее

BBC. Труд убил в обезьяне человека

. . . . . . . . . . . .

Первую статью я отмел сразу после того, как она появилась на экране. В ней рассказывалось про нашумевшую бомбу в виде носового платка, подложенную в пиджак пакистанского премьер-министра во время Второй Черноморской войны. В статье со ссылкой на высокопоставленные источники подчеркивалась важная деталь: руку премьера оторвало как раз в тот момент, когда она тянулась к ядерной кнопке. Здесь же на рисунке схематично изображалась молекула только что появившейся тогда «тряпочной взрывчатки». Схема напоминала мою сережку — неудивительно, что искалка ошиблась.

Зато на «Искусстве вандализма» невозможно было не задержать взгляд. Тема, проигрыш которой я только что отметил в вокзальной архитектуре, вставала здесь в полный рост: после того, как я щелкнул по ссылке, на экране появилось огромное слово ХУЙ, белое на синем фоне.

Повинуясь какому-то древнему инстинкту, я поднял плечи и подался вперед, закрывая экран от воображаемых наблюдателей, стоящих за спиной. Потом покосился на администраторшу инфо-центра. К счастью, она была поглощена изучением рейтинга своей сексапильности. Я расслабился и снова посмотрел на экран.

Со второго взгляда можно было заметить кое-какие особенности. Галочка над буквой «Й» была гораздо крупнее, чем нужно, и все слово группировалось вокруг нее… Да это же не что иное, как знаменитый логотип спортивной фирмы Nike!

В уголке нецензурного плаката стоял маленький, но тоже довольно известный значок «харе» — символическое изображение головы человека, который смачно сплевывает. В статье рассказывалось о том, как движение «харе» возникло, как прокатилось по стране и почему заглохло. Забавно, что автор статьи громко порицал «вандалов» — однако между строк ясно прочитывалось, что сам он в восторге от их выходок. История возникновения движения вообще выглядела у новосибирского журналиста как речь адвоката на суде. Многие профессии, писал он, повторяют одну и ту же печальную судьбу. Сначала они дефицитны, потом модны, а потом, когда появляется целая волна специально обученных специалистов — их ремесло становится никому не нужным.

Так было в начале века и с дизайнерами. Кризис полиграфии совпал с выходом нового поколения софта для производства визуальной продукции. Те, кому знание «Фотошопа» когда-то открывало дорогу в десятки контор, оказались на улице — интеллектуальные программы делали на них большую часть работы. Кто-то бросился догонять технологию, изучая принципы работы с искусственным интеллектом. Другие срочно переквалифицировались в трехмерщиков, чтобы устроиться хотя бы простыми чернорабочими на вебельную фабрику какого-нибудь ирландского Мистера Паркера. А несколько специалистов-графиков, потерявших работу в крупном рекламном агентстве Новосибирска, закатили эффектную акцию протеста. Вся методология рекламного бизнеса была брошена ими на то, чтобы преобразовать логотипы и слоганы известных фирм в нечто, вызывающее строго отрицательные эмоции. При этом «негативы» выполнялись так, что по-прежнему сильно напоминали оригинальную рекламу. Так что отвращение, вызванное пародиями, распространялось и на оригинал, как и было задумано.

Идея «харе», или «хакнутой рекламы», была подхвачена повсеместно. Некоторые умудрялись хакать даже стереостенды. В московском метро в течение трех дней вместо «Живи со вкусом!» висело «Умри со вкусом!» — как оказалось, исправить нужно было всего пару палочек. В Питере вывеска «REEBOK» была преобразована в «GRIBOK», и это неплохо сочеталось с появлением ядовито-зеленых пятен на белоснежных кроссовках в той же голографической витрине. Что касается логотипа Nike, превращенного в совсем уж неприличное слово — этот шедевр граффити появился в одну прекрасную ночь на здании центрального универмага в Новгороде, где провисел незакрашенным почти неделю. А затем перекочевал на другие стенды, в Сеть и на футболки неопанков. Эффект был достигнут: связь злополучной галочки со словом из трех букв стала в общественном сознании настолько устойчивой, что человека в одежде от Nike могли запросто не пустить даже в «Тетрис».