Александр Тюрин - Отечественная война 2012 года. Человек технозойской эры.

Так что сегодня мы с оборотнем-миллиардером не шибко-то и похожи. Вернее, он похож на меня такого, каким я должен быть. Это гад украл и мою биографию, и мою рожу, а потом использовал всё это с большим толком, чем я сам. Он обрел ту свободу творить, которую так хотел я. И натворил!

Чей же это трюк и какому бесу это понадобилось?

Хватит мыслить. Все и так ясно. Теперь это он — настоящий. Он — оригинал. А я, получается, стал у него бледной тенью. И, попробуй докажи, что этот оборотень меня обобрал. Оборотень… А может и в самом деле, я имею дело с чертовщиной?

— Сэр, — опять возник «английский слуга».

— Чего тебе?

— С пудингом пришлось помучиться, но все же я сделал это, сэр. У меня получилось!

— А у меня ничего не получилось. Исчезни!

— Сэр, к вам посетитель. Он ждет вас в туалетной комнате. В туалете номер пять.

Посетитель, да еще в сортире? Во времена моей молодости сортир был наилучшим местом для выяснения отношений путем быстрого прикладывания кулаков к лицу оппонента. А вдруг сам Грамматиков пожаловал?

Я выскочил из кабинета и бросился в сортир, пардон, туалетную комнату. Но туалет номер пять был пуст. Это заведение представляло собой настоящий фестиваль передовой сантехники, ничего полинезийского. Унитаз и его родственники, ванны, джакузи и вообще неведомые мне устройства. Фонтанчики, выбрасывающие разноцветные светящие жидкости. Растения с листьями, напоминающими туалетную бумагу. Синтетический геном даже вывел на листьях надпись из более темного пигмента «Геноциркус. Все права сохранены». На реальных веточках виртуальные птички щебечут-надрываются. И еще тут нечто, что я при первой встрече с трудом идентифицировал как биде. А вообще нахрена биде мужику, или может я сильно отстал от жизни?

«Желаете облегчиться», — спросил унитаз, на его бортике даже образовалось подобие лица.

— Желаю, чтобы вы все заткнулись… Птички, цыц, вашу мать.

Я ткнул пупырышек в стене, напоминающий сосок женской груди, и в ванну полилась теплая голубая вода.

Опустил руку в ласковую воду, взял маленькие золотистые ножницы. Если жизнь — сплошной неисправимый позор, если меня обокрали вплоть до биографии, то остается последнее — курс в никуда. Я такой вариант всегда приберегал на сладкое. Прикончить себя в какой-нибудь питерской конуре, чтобы мой труп по быстрому утащили ассенизаторы — это одно, а вот если то же самое, но на шикарной космической вилле, среди биде и всяких чудес — это уже совсем другое. Две большие разницы, как говорят в Одессе…

Я посмотрел на себя в зеркало. Обычно я говорю тому небритому персонажу с мешками под глазами и сморщинившимся лбом: «Иду на ты». Но сейчас я сообщил ему:

— Иди в задницу.

Потом закрыл глаза и поднес ножницы к запястью. Почувствовал острый металл на коже и снова повторил:

— Иди в задницу.

— Сам иди, дорогу показать?

К некоторым фокусам технического прогресса привыкнуть невозможно. Сегодня почти каждое зеркало — это экран, который показывает не твое изображение, а мимоида. Показывает тебя таким, каким бы ты хотел себя видеть, чуть постройнее, порумянее, посвежее.

— Свет мой зеркальце, скажи, что за чмо я вижу вместо нормального отражения? — вопросил я.

— Это Негр, — отозвалось «ненормальное отражение». — Мне надоело щадить твое самолюбие и выскакивать в виде малопривлекательного чертика, когда ты попадаешь в очередную задницу.

Ага, то, что сидело в моей голове, вроде как обрело человеческий облик. Так, поговорим со своей собственной шизофренией.

— То есть, я вижу, в каком-то смысле, часть самого себя?

— Ты видишь себя, — уточнил зеркальный Негр и не забыл подцепить: — Причсм, с лучшей стороны. Во мне нет ничего такого, чего бы не было в тебе. Я — это твои мысли и твои эмоции, только очищенные и усовершенствованные. Ммм, кстати, как мне к тебе обращаться? Если в старорежимном стиле, то наверное «хозяин». Но я бы предпочел обращение «брат». Я голосую за «брата», ты воздержался, решение принято почти единогласно. Ну, брат, что тебе мешает наслаждаться жизнью на миллиардерской вилле?

— То мешает, что это жизнь не моя.

— Может быть, ты ошибаешься, брат?

— Может быть, минуя банальности, ты расскажешь мне о миллиардере, именуемом Грамматиков.

— Я лучше расскажу о тебе. Невооруженным глазом видно, как ты завидуешь ему. Оно и понятно. Пока этот «оборотень» лапает королевок красоты за их «булочки» и «кексики», ты собираешь стеклотару по помойкам и из королев видишь только ту, что принимает бутылки. У приемщицы, извините, не ножки и попка, а костяная нога и жиленная жопа. И кулачище такой, что разок двинет и нокаут обеспечен. Более того, твоя «королева» всегда говорит только простыми бессубъектными предложениями: «Отвали», «Надоел», «Иди, проспись». Она, кстати, ответила бы согласием, если бы ты сделал ей нескромное предложение…

— Она не в моем формате. Усвоил, Негр?

— А еще, кроме зависти, я вижу в тебе пассивность, интровертированность и мечтательность. Это — именно то, что не позволяет тебе стать таким, как он. Грамматиков, напротив, демонстрирует активность, экстровертированность и прагматичность. Вы с Грамматиковым, как иллюстрации из учебника по психологии.

— Фрейд, входите пожалуйста, сообразим на троих.

— Юнг, — поправил Негр.

— Ах да, забыл. Юнг, он самый. Ты знаешь всё, что я забыл.

— А ты, брат, надеюсь не забыл, что там раскопали в тебе Дворкин с Маркизом в Петронезии? Информационную структуру приличных размеров. Только Дворкин не понял или сделал вид, что не понял, о чем речь, а Маркиз не пошел дальше предположения, что это заурядная клиентская программа, которая сидит и ждет, когда откуда-то хлынет водопад внешних кодов. Глупые мальчики, начитавшиеся сказок об ужасах психопрограммирования, так и не смогли разглядеть в этой структуре обратную сторону твоей личности. Программе-клиенту, конечно, нужен поток внешних управляющих кодов, а вот обратная сторона твоей личности нуждается только в раскрепощении и связи с внешним миром…

— Не строй из себя теоретика.

Негр ненадолго застыл с раскрытым ртом, не дать не взять чудак ученый, для которого взгляда на какую-нибудь былинку достаточно, чтобы погрузиться в пучину вязких размышлений об основах бытия.

— А ты, брат, не строй из себя тихого собирателя стеклотары. Обратная сторона твоей личности является миллиардером, входящем в хит-парад богатеев Форбса. Обратная сторона личности компенсирует, а это слово у психоаналитиков вполне в законе, недостатки фасадной стороны этой же самой личности.

— То есть…

— То есть, никакого отдельно существующего миллиардера Грамматиков нет. Нет такого человека.

А ведь Негр пробил мою оборону, уничтожил ее начисто! Какое-то отражение устраило мне стресс и испарину… В то, что я — клон, или в то, что Грамматиков — посланец ада, мне верилось с трудом. А вот эта версия, что никакого отдельного Грамматикова в виде плоти, крови, костей и соплей просто не существует… Эта версия легко объясняет, почему я оказался на миллиардерской вилле. Не могло привалить столько удачи человеку, который последние пять лет видел везучих людей только в проезжающих мимо бронемерседесах. Прилетел на Таити фактически не я, а Он, потому что Я — это Он. Однако, влип. Это хуже чем сидеть без женщины три года. А Негр продолжал грузить: