Дуглас Рашкофф - Стратегия исхода

– Тут все иначе.

– Это почему?

Готового ответа у меня не нашлось. Но свои два лимона я получу, появится ответ или не появится. Потом, если что, покаюсь. Или на благотворительность пожертвую. Даже целую половину. После налогов.

– Слушай, Коэн. Может, ты не такой. Я тебя не сужу. Но я всю жизнь трясся из-за досок, которые падают людям на головы. Из-за того, что за каждым углом – катастрофа. Мне никто спасибо не сказал, и меня уже тошнит до смерти. Если хотят, пускай хоть с обрыва прыгают. Мне теперь до лампочки. Я скоро дедушкой стану.

Выкрикнули мой номер. Я оставил падшего титана в его золофтовом блаженстве, оплатил счет и направился к подземке, не отрывая глаз от тротуара. Чтобы никаких галлюцинаций. Может, дантист мне порекомендует хорошего психотерапевта.

Я подошел к лестнице, и треснутый мобильник в кармане проблеял жалким полузвонком.

– Алло?

На том конце – одна статика. Потом материн голос:

– Я ничего не слышу. По-моему, автоответчик.

– Алло? – крикнул я. – Слышишь меня?

Вдалеке – отцовский голос:

– Может, он уже едет.

– Я тут! Алло! – Микрофон сдох. Я дал отбой.

Родители. Черт. Совсем забыл. На закате начнется голосование. Надо ехать. Я не подведу своего отца, как подвел Алекова. И я знаю, как его спасти.

На Четырнадцатой улице я купил вместо окровавленной «Армани» какую-то рубашку, позвонил домой и сказал, что еду. Потом звякнул Греко, попросил захватить блестящий черненький диск и подождать меня у моих родителей. Уайтстоунская синагога нажрется у меня реактивной архитектуры до отвала.

Дверь открыла сияющая Мириам.

– Привет, красотка, – сказал я, прикрывая ладонью рот. Вечно она все замечает.

Она опустила глаза и намотала черный локон на палец. Я нежно ее поцеловал и под локоток отвел в гостиную.

– У тебя жесткая рубашка, – высказалась Мириам. – И толстая губа.

В торжественный день явились все. Мама, папа, Мириам, Моррис, Эстель и Бенджамин. Я мысленно сочинял, что приключилось с губой, но, к счастью, мой выход и мою рану затмила текущая дискуссия, уже в самом разгаре.

В пятницу Бенджамина рано отправили из школы с запиской директора: кузену надлежало пройти срочное психологическое обследование.

– И они имеют право? – удивлялся Шмуэль.

– Они должны, – отвечала издерганная Бенджина мать. – Если на ученика донесли, школа формально не вправе пускать его в класс без расследования.

– А кто донес-то? – встрял я. – И зачем?

Сидя на подлокотнике дивана, Бенджамин делал вид, что его тут нет.

– Другие дети! – рявкнул Моррис. Он нервно поигрывал мелочью в кармане. – Какая-то новая программа. Они теперь должны друг за другом следить. Они вообще кто? Шпионы, что ли? [221]

В последнюю пару недель Бенджамин пропускал факультативы и был недружелюбен. Хуже того: взломал в классе терминал, чтобы не видеть больше рекламы корпоративных спонсоров на уроках. Реклама считалась самым увлекательным элементом программы обучения, так что остальные дети Бенджин кибервандализм не одобрили и тут же настучали школьному антитеррористическому комитету. Тот единогласно вынес вердикт: Бенджамин временно отстраняется от занятий до результатов психологического тестирования.

– И что, ему к терапевту идти и обследоваться? – переспросил я.

– «Обследоваться»! – воззвал в пространство Моррис. – Обследование на пятьсот баксов, деньги вперед. Плюс лекарство какое-то.

– Риталин, – пояснила Эстель.

– Господи, милый. – Софи положила руку Бенджи на лоб, точно проверяя температуру. – Ты как, ничего?

Бенджамин пожал плечами. Он терпеть не мог, когда на него все таращатся.

Все вытаращились на меня. Можно подумать, я знаю, чем пацана утешить. Чем?

– Вроде ничего себе взлом. Ты как это сделал? – Они-то все другого ожидали.

– Просто фильтр. И не взлом даже. Не DeltaWave, ничего такого, – ответил Бенджи. Неясно, пощечина это или комплимент. Джуд наверняка рассказал Бенджамину, что я вируса не писал, а все лавры присвоил.

– И тем не менее, – сказал я. – Изобретательность поощрять надо, а не наказывать.

– Ну да. Наверно.

– Джейми! – Мама коснулась моего лица. – Что у тебя с губой?

– Ничего. Прикусил. Все в порядке.

Наконец явился Греко – без зеленой рубашки, зато с диском, который, как он сказал, все устроит. Версия 3.1. Ранний вариант Алгоритма «Синаптикома». Мы его адаптируем, чтоб юзеры перед голосованием отвечали на вопросы (под предлогом идентификации и обеспечения безопасности), – и в реальном голосовании все вопросы подсознательно выведут их на кнопку «Да». Их потянет блевать, если они подведут курсор к кнопке «Нет».

– Имплементация грубая, – признал Греко. – Но должно сработать.

– Наверняка подойдет, – сказал я. Кроме того, до голосования оставался всего час.

Я сел вместе с Греко за компьютер и зашел на сервер. Папа и Моррис наблюдали через плечо.

– Это ж не жульничество, правда? – спросил отец.

– Ребе Коэн, это они вас обжуливают и пенсии лишают, – пришел нам на помощь Эль-Греко.

– Парень, ты мне нравишься! – подмигнул Моррис.

– Но мы гипнотизируем членов общины? – Шмуэль тер ладонями лицо.

– Папа, они уже под гипнозом, – рассуждал я. – Ты говоришь с ними единственным языком, который им понятен.

– Технически говоря, – сказал Греко, – это долингвистическое воздействие. Прекогнитивное даже. Мы общаемся на уровне импульсов.

– Импульсов? – ужаснулся отец. – Я не хочу, чтобы люди просто действовали. Я хочу, чтоб они думали.

– Тогда, Сэмми, – сказал Моррис, – выиграй голосование, а уж потом заставь их думать.

– Ты что, не понимаешь? – Отец нервно шагал из угла в угол. – Всем этим безумием как раз и движут импульсы. Люди не тратят времени на размышления. Кликнуть, купить, вложить, бежать. И дальше мчатся, черт знает куда. Пусть остановятся и подумают. Хоть один день, в Шабат, – остановятся и подумают, что творят. Поразмышляют. За этим Шабат и нужен.

– Они не хотят остаться в хвосте, ребе, – ответил Греко. – Пока они сидят и думают, кто-то делает деньги и заключает сделки.

– Так вот зачем синагогу изобрели! – засмеялся дядя Моррис. – Чтоб никто не сомневался: у остальных тоже выходной. «Эй, Симура не видали? Лучше б ему не работать, пока мы тут околачиваемся…»

– Сколько можно богатеть? – перебил отец. – Об этом в Торе и говорится: что Бог ожесточил сердце фараона. Жадность стоила ему свободы воли. Сделала недочеловеком. Ничем не лучше этих ваших компьютеров. Я так с людьми поступать не собираюсь.

Моррис вытащил зубочистку.

– Забавно, – сказал Греко.

– Что? – хором спросили человека три.

– Твой пароль не работает.

– Прекрасно, – сказал Шмуэль. – От добра добра не ищут.