Данил Манонин - Великая Восьмёрка

Мы шли тихо, как только могли. Один раз вдалеке пробежал леопард. Хорошо, что сумки закрывались плотно и не пропускали запахи. Иначе пленяющая вонь мяса сразу бы нас погубила. Ещё немного, и мы выбрались на опушку. Наконец этот лес кончился. Наконец впереди виднелся родной дом.

Мы рванули с места и побежали со всех ног. Владимир Маратыч еле успевал за нами. Подбежав к воротам, мы постучали в них палкой. На стену взобрался один из наших и закричал:

– Открыть ворота!

Внутри нас встретили почти все жители. Их было мало. Слишком мало. Большую часть занимали женщины и дети, боеспособных мужчин буквально можно было посчитать по пальцам. Среди знакомых был мой отец и те двое, что получили электрические копья. Мы скинули с себя сумки и присели на земле. Вдруг толпу растолкал Филипп Мохнатый, вышел вперёд. Он был сильно потрёпан. Руки были перевязаны во многих местах, а также не было правого глаза.

– Вы ещё посмели прийти сюда, мелкие засранцы? – прокричал он. – Вы бросились бежать, пока ваши друзья погибали!

– От нас с самого начала не было толку! – парировал я.

– Ты не имеешь права ничего говорить. Ты просто трус!

– Папа, я пытался вырваться, броситься к тебе на помощь! – жалобно промямлил Женя.

– Видно, не очень хорошо пытался, раз пришёл только сейчас! Сейчас, когда ничего уже не вернуть! Все мои дети погибли! Моя дочь умерла у меня на руках, захлёбываясь в собственной крови! Её последний взгляд снится мне ночами!

– Но ведь я тоже твой сын…

– Заткнись! Ещё раз назовёшь меня отцом или себя моим сыном, разрублю пополам! Инвалид хренов!

– Он не виноват, что родился таким! – вступился я, – он просто хочет, чтобы вы считали его вашим сыном!

– Ах так! Ну ладно, дам ему один шанс! Ты, слизняк, – повернулся он к сыну, – бери оружие! Давай, покажи мне, что ты хоть чего-то, да стоишь! Если сможешь сбить меня с ног или хоть раз ударить… но так, чтоб я почувствовал хоть малость. Тогда я назову тебя сыном, как ты и хочешь. Но ни черта у тя не выйдет. Даже в таком хреновом состоянии я уделаю тебя! Только, учти, я задолбался тебя жалеть! Сейчас, если проиграешь, я тебя убью!

– Филипп! Остановись! – крикнул Владимир Маратыч – Нам нельзя ругаться! Мы принесли…

– Заткнись, старик! С тобой у нас будет отдельный разговор! Это твой забор настолько хреново поставлен, что монстры могут прорваться через раз! Из-за твоей невнимательности и лени погибли почти все! Ну чё, сопляк, готов доказать мне, что достоин того, что просишь?

– Да, готов!

Женя огляделся. Нигде не было копья, которое бы он смог держать.

– Ну, раз ничего не можешь, бейся руками! —усмехнулся Филипп – Давай, ударь меня!

Владимира Маратыча держали двое. Он не мог ничего сделать, поэтому я бросился к Жене, чтобы его оттащить. Но меня сзади кто-то схватил. Это был отец.

– Это их дело, сын. Оставь его! – подавлено сказал он.

Увидев у меня электрический кинжал, отец вынул его и кинул Жене. Женя улыбнулся, поднял кинжал и повернулся к отцу. Из зрителей образовался круг. Филипп и Женя двигались по окружности, обходя друг друга сбоку. Филипп подманивал Женю к себе, оскорбляя и унижая его. Женя двигался очень неуверенно, пару раз споткнувшись о собственные ноги. Наконец, когда Филипп отвёл глаза, Женя сделал выпад, целившись в ногу. Но это была ловушка. Филипп специально отвёл глаза, чтобы вынудить сына напасть. Ловко отпрыгнув, Филипп резко махнул топором, ударив Женю в бок. Разряд тока пронёсся по телу Жени. Он упал, жутко подёргиваясь, но был ещё жив. Глаза его были устремлены на отца. Филипп встал прямо перед сыном, занёс топор над головой.

– Не-е-е-ет! – вскричали мы на пару с Владимиром Маратычем. Старик вырвался и побежал в центр событий. Филипп Мохнатый с силой рубанул…

Топор встретил цель. Но не совсем ту. Он глубоко вошёл в грудь Владимира Маратыча, который успел встать перед Филиппом с выдвинутыми руками. Старик что-то невнятно прохрипел. Из его рта хлынула кровь, и он упал на бок. Филипп, ошарашенный таким событием, сделал два шага назад.

– Чего ты сделал, Мохнатый? – Крикнул один из толпы. – Ты видел, что он мастерил? Нам таких вещей не соорудить! И чё нам теперь прикажешь делать?

– Я не хотел… Он сам…

– Какого хрена ты всё это затеял?! – выступил другой.

– Говорят вам, Маратыч сам полез, а с мелким – это его дело. – закричал в ответ друг Филиппа.

Все начали кричать и пререкаться. Филипп, устав всё это слушать, рявкнул:

– А ну хватит всем!

Как вдруг почувствовал сильную боль в груди. Тот, первый, кто начал спор, воткнул Филиппу в спину копьё. Остриё прошло насквозь, окровавив двуглавую шкуру. Филипп упал на живот, смотря на лежащего неподалёку Женю.

– П-п-папа… – расплакался Женя.

– С-с… – хрипел Филипп.

– Папа!

– С-с-сын…

Они потянулись друг к другу и крепко взялись за руки.

– С-сын… – продолжал хрипеть Мохнатый, – п-п-прости меня…

С этими словами он раскашлялся и испустил дух. Между тем мужики начали орать друг на друга.

– Чё ты сделал, урод?!

– Заткнись или будешь следующим!

– Значит, хочешь померяться силой?! Давай же, мы с Филиппом монстров гоняли, когда ты ещё сопли пускал!

Всё дошло до драки. Женщины, пытавшиеся разнять дерущихся, попадались под руку. Совсем скоро драка перешла в поножовщину. Упали первые тела, а живые, будто сошедшие с ума от голода и злости, начали нападать на всех, кто стоял на пути. Некоторые даже впивались зубами в шеи, бока и прочие мало защищённые места, выдирая куски плоти. Отец хлопнул меня по плечу, крикнув:

– Надо уходить отсюда!

Мы взяли сумки, подбежали к Жене. Прихватив свой кинжал, я на бегу сунул его в ножны. Обхватив Женю с двух сторон, мы потащили его к себе домой. Запершись там, мы нашли нити, иглу и бинты. Женя кричал, ревел и вырывался, пришлось его связать.

Было бы у нас что-нибудь для притупления боли… Но такой роскоши нам в этой суматохе было не найти. Пришлось зашивать рану без каких-либо вспомогательных средств. Ни я, ни отец не умели накладывать швы, поэтому делали всё топорно. Жене было ужасно больно. Даже сжатые зубы не могли удержать этот дикий вопль. На крик прибежал один из обезумевших мародёров. Он разбил окно и забрался внутрь. Зубы его были красными от человеческой крови, глаза горели белым пламенем. Благо, отец был намного опытней его. Людоед пал достаточно быстро. Мы затащили Женю в подвал, чтобы криков практически не было слышно, там закончили наложение швов. Друг уже не подавал признаков рассудка. Измученный болью и горечью недавней утраты он мог лишь сидеть и повторять под нос:

– Отец… отец… па-п-па…

Мы начали разбирать сумки. Вдруг оказалось, что из всех трёх сумок мы не захватили именно ту, в которой было нарезанное мясо. Мы начали выгребать всё содержимое взятых сумок. Все эти запчасти имели смысл, только когда был жив Владимир Маратыч. Сейчас это просто хлам, всё как он и говорил. Без него мы не спасёмся. Нас постигнет лишь одна участь. Это лишь вопрос времени.