Том Светерлич - Завтра вновь и вновь

– А как вы попали к Симке из-за пристрастия к наркотикам?

– Мой босс, Куценич, отправил меня в программу помощи служащим, и там меня передали доктору Симке.

– Работа на самой низшей должности помощника архивариуса?

– Зарплаты мне хватало, да и мой кузен Гаврил немного помогает. Посты для блога, рекламные ролики, аннотации и все в таком духе. Не слишком шикарная жизнь, но мне больше и не надо.

– А раньше у тебя были подобные сны? – спрашивает он.

– Нет.

– В какой части это точно был сон?

– Размеры квартиры, – объясняю я. – Она была слишком большая.

– Опиши мне квартиру, – просит он.

Я рассказываю. Я в Добсоне, в Полиш-Хилле. Уже смеркается. Горят оранжевые окна в домах, звонят колокола церкви Пресвятой девы. Теперь Тимоти заинтересован.

– Ты собирался посетить квартиру Альбион?

– Да. Я отправился на ее поиски.

Поначалу в полной ясности. Погрузился в неглубокий сон, который предлагает Начинка. Я отметил вход в квартиру Альбион, чтобы оказываться там всякий раз, когда вхожу в Город, и поджидать ее. Обшарпанная по краям зеленая дверь. Окна заколочены и разукрашены граффити со свиноголовыми девушками в нижнем белье. Свиные головы тупо лыбятся и пускают слюни, их зубы остры как бритва, а нижнее белье на девушках – как любят фетишисты, кружева и рюши из восемнадцатого века.

Дверь в дом не заперта. В вестибюле на подоконниках лежат невскрытые письма. Стены с потертой краской, стонут половицы, когда я поднимаюсь наверх. И тут легкая и ясная дрема заканчивается, и я проваливаюсь в глубокий сон, внимание смещается, все вокруг плывет, но сон все же недостаточно глубок, чтобы Начинка автоматически его прервала. Я поднимаюсь на третий этаж, к ее квартире. И тогда я проснулся? Я не уверен, возможно, я все еще спал. Я пролистываю список жильцов в поисках ее имени, но Альбион там нет. Все как обычно. Я набираю даты ее проживания здесь. Дверь открывается. Я вхожу внутрь.

– Звучит так, словно ты уже бывал в той квартире, – говорит Тимоти.

– Много раз, я пытался отыскать Альбион для Уэйверли. Но когда я бываю в квартире Альбион, всегда случается одно из двух. Чаще всего квартира пуста – совершенно пустое помещение. Я хожу по комнатам, но с таким же успехом мог бы изучать космическое пространство. Но довольно часто дверь открывает девушка азиатской внешности, она моложе меня. Похоже, она меня знает – называет по имени, выдает все сведения обо мне, но это может быть просто искусственный интеллект, читающий мой профиль. Она всегда ведет себя вежливо, но говорит, что мне не рады, и захлопывает дверь перед моим носом. Потом квартира меняется. Но такова природа Города – он всегда меняется. По факту от него остались лишь кости, но в памяти он обретает плоть, и она меняется. А с АйЛюксом или еще какой-нибудь новой моделью Начинки Город становится чем-то бо́льшим, нежели просто воспоминания и воображение, он наполняется деталями, которые, строго говоря, никогда не существовали. И это усложняет работу архивариусов – пытаться найти истину в нагромождении фантазий. Но на этот раз, как только я набрал даты и открыл дверь, квартира снова изменилась. В ней оказалась мебель. Немного, но все же квартира была жилой. Я никогда прежде такой ее не видел. Мебель была подержанная и починенная, разных стилей. Стены увешаны картинами – крупными полотнами, похожими на цветовые поля Ротко [14] Марк Ротко (1903–1970) – американский художник, ведущий представитель абстрактного экспрессионизма, один из создателей живописи цветового поля. , все фиолетовых оттенков, как синяки, – и набросками с дизайнерской одеждой. Еще там были рулоны ткани, краски и швейная машинка. И стоял манекен с приколотым на нем лавандовым платьем.

– Квартира Альбион.

– Это наверняка была квартира Альбион. Предполагаю, что тот, кто стер Альбион, подменил данные, чтобы ее сложнее было отследить.

– Она была там? – спрашивает Тимоти.

– Альбион? Нет, ее там не было. Там была все та же девушка. Она всегда выглядит так, будто готовится к вечеринке. Но в тот раз она пригласила меня войти.

Она разглядывает себя в зеркале в гостиной. Чернильные волосы, собранные в высокий пучок на двух шпильках. Девушка высокого роста, почти с меня. Она наносит макияж. Я смотрю, как она красит губы винно-красной помадой. У нее бледная кожа. Она в черных туфлях на высоких каблуках, поблескивающих в слабом освещении. Ее платье притягивает взгляд, таким бы заинтересовался Гаврил – восточный узор, черный на изумрудно-зеленом. Она пересекает гостиную, молния на платье расстегнута сзади, и я вижу бледную кожу и черную полоску лифчика. Она входит в спальню, но тут же возвращается, на ходу надевая жемчужные сережки.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Перевод А. Грибанова.

Живописуя нам страданье, мастера

старинные не ошибались, им была внятна без слов

вся человеческая суть его, когда при нем же

пьют, едят, идут себе куда-то, окна открывают, как вчера,

когда, опять же, старики во исполнение пророчества, дыханье затаив,

ждут чуда Рождества, а радостный народ мальчишек

коньками звучно режет лед у кромки леса, позабыв

иль вовсе не заметив ни волов, ни яслей, ни семьи, ни пастухов.

О, старики-то мастера не позабыли,

что цветет и плодоносит страстотерпца корень

в безвестных дырах, часто под покровом пыли,

что тут же пес собачьей жизнью без остатка поглощен, а конь

почесывает зад о дерево, пока хозяин-всадник мученика мучит.

Вот брейгелев «Икар», к примеру: каждый спину

несчастью кажет, занятый своим. Ну, пахарь, положим, слышал всплеск иль

крик «почто мене оставил»,

но пан, упал или пропал Икар – ему едино, солнце льет,

как и положено, лучи на ноги, что в углу белеют, погружаясь в тину,

изысканный корабль, что стал свидетелем невиданного – мальчик

упал с небес, – спокойно далее плывет.

(Пер. О. Меерсон)

Жак Лакан (1901–1981) – французский психоаналитик-фрейдист и философ. Одна из самых влиятельных фигур в истории психоанализа.

Речь о Роберте Фросте (1875–1963), одном из крупнейших американских поэтов, четырехкратном лауреате Пулитцеровской премии. Известен стихами на сельскую тематику.