Андрей Вичурин - Байт IV. Проклятие Первого Десмода

Наш отряд без препятствий вошел в Меркаторию. Демоны разбили лагерь в виду города. Для Тет’Урга было сделано исключение, его пропустили вместе с нами.

Конди и остальные бойцы его отряда, остались обнулять Авторытэта и его сподвижников, а я вышел в реал. Мне надо было подумать. Крепко подумать, как быть и что делать дальше.

Я остался совсем один.

Ксюша и Всеслав в плену у Абигора. Пончик тоже в своеобразной тюрьме, – безвыходно заперт в «Litrage».

И, похоже, помогать им, кроме меня некому. В отличие от Всеслава, команды побратимов у меня нет, и не было. А его друзья, не очень-то и торопятся бежать вызволять своего однополчанина, – у них другие заботы, – оцифровка и ассимиляция в виртуальной реальности. Пока они отвлекутся от своих проблем, как бы не стало слишком поздно. Так что, как в том анекдоте, придется выкручиваться без ансамбля. Самому, тля. Одному, тля. Как персту, тля.

Абигор изъявил желание пообщаться. Что ж, пожалуй, пришло время.

Квартира встретила меня сонной тишиной и уже позабывшейся в многоцветии виртуала, слегка коричневатой серостью сепии.

Я не спеша принял душ, постоял несколько минут у капсул, глядя на лежащих с умиротворенными лицами Ксюшу и Всеслава, сварил рисовый суп, выпил кофе. Вроде бы, все, как всегда. Но…

Нет былой легкости в моих действиях, – ни в принятии решений общего жизненного плана, ни в обычном быту. Меньше осталось степеней свободы. Я уже не выбираю сам, где и зачем мне находиться. Все чаще стало посещать явное и смутное беспокойство. Не о своих делах – проблемах. За других. За родных людей, кибернетических братьев, невест – драконих. И их саламандр…

И в то же время, парадокс, – мне от всего этого геморроя даже радостно как-то, светло, что ли…

Все-таки, странно устроен человек.

Я снова наклонился к капсуле с Ксюшей и всмотрелся в ее спокойное, и одновременно одухотворенное лицо.

И странно устроен мир. Не Мир, не «Мир», а – мир! Вообще. Все вокруг.

Он запер нас в несовершенных телах, дав нам совершенный мозг. Которым мы не знаем, как пользоваться. Бытует мнение, что мы используем его всего на 10%, а некоторые и того меньше. Не верю! Полнейший бред! Тогда почему, составляя всего 2% от массы тела, он потребляет 20% его энергии? Не потому ли, что занят он постоянно. Причем все его отделы. Другой вопрос, – чем он занят? Расчетом траектории посадки на Марс, или подбором убойных выражений для соседа сверху, затопившего вашу квартиру…

Или попытками связать воедино, казалось бы, невозможные вещи. Взять хотя бы наши с Ксюшей реальности: Землю и Ассах…

В балконную дверь кто-то поскребся.

Бли-ин! И их саламандр…

Ёлы – палы! Шштелльсси! Забыл про нее совсем! И не один-то я, ё! Не кормлена животина уже неизвестно сколько. Не подохла бы, не дай боги!

Пришлось на быструю руку сварганить саламандре перекус. Сугубо из того, что оказалось в холодильнике. Суп ей вряд ли понравится. Сделал салат из огурцов и помидоров без майонеза и соли, – ей вредно. Отварной, можно сказать, почти диетический картофель и отпущенная в микроволновке капуста.

Да. Еще – один жаренный до хрустящей корочки окорочок. Всего их было пять, и я решил приготовить их все, на всякий случай. Для особо оголодавших. Всеслав и Ксюша надолго у главдемона не задержатся, я надеюсь! Ну а, если их не будет еще пару часов, пойду выручать. С помощью отцовых друзей, или без.

Шштелльсси умяла еду в пять секунд, мясо – поглядывая на меня, с особой благодарностью.

Саламандра поела, попила, и пошла вразвалочку в зал, к столу, где продолжал работать не выключенный Всеславом компьютер. Подождала, пока я выйду из кухни, и обернулась. Взглянула на меня выжидающе. Я непонимающе пожал плечами.

Она привстала и, положив лапы на кресло перед столом, вновь бросила на меня красноречивый взгляд, показательно уставившись в черный экран монитора.

– Кссенишшаль сказала, ты умеешь говорить? – обратился я к ней, понимая только то, что саламандра хочет донести до меня какую-то информацию. – Так скажи! Или тебе действительно лень?

Шштелльсси молча посмотрела на меня с непонятной грустью.

– А я, знаешь ли, мысли читать не умею! – поставил я ее в известность, слегка раздражаясь. Всякие там питомцы, – кошки, собаки, саламандры, – это все не мое. Не находим мы с ними общий язык. Наверное, виноват в этом я, не отрицаю. Ну, не люблю я животных настолько, чтобы еще и понимать их. Своих вопросов, выше маковки! А тут голову ломай, – может ей надо это, а может, и не то совсем! – Знаешь, что, дорогая! Ты или говори в чем проблема, или иди на балкон! И не морочь мне голову!

Шштелльсси молча застыла у компьютера, вопросительно на меня поглядывая. Только морду еще больше вытянула к монитору, пару раз подпрыгнула к нему и застыла. Я подошел, тронул рукой мышь, от чего на черном экране проявилась картинка. Там Пончик по-прежнему, дергано, но в то же время, экономя движения, отмахивался от псов.

– Ну! Что дальше? – досадливо поинтересовался я у саламандры. – Чего тебе надо? Я не понимаю!

Шштелльсси посмотрела с печальной безысходностью мне прямо в глаза, вздохнула и негромко прошипела:

– Шшмотри шшквозссь мой даарр, Ааштони!

Я опешил. Ксюшина немая саламандра заговорила! Почти на чистом русском языке. Ладно, хозяйка, – схватывает все на лету. Но ее пет! Тоже обучился вместе с ней?!

Пока я задавал себе дурацкие вопросы, одна лапа Шштелльсси, та, что касалась кресла, приобрела сероватый неживой цвет карьерного гранита и окаменела. Она окаменела! От чего это произошло я, баран, понял не сразу. А потому, снова задал тупой вопрос:

– Ты, все-таки, разговариваешь!?

Саламандра с сожалением качнулась из стороны в сторону, ее движения сильно ограничивала окаменевшая лапа, и не ответила.

– Сквозь дар… Сквозь дар, – попробовал я понять, о чем она мне говорит. Но ничего дельного в голову не пришло. – Как?! Я не понимаю!

Шштелльсси качнулась еще раз и застыла.

– Шшатнь неффидимм и шшмотри в мирр в оххне! – вторая ее передняя лапа посерела. – Идди! Тффой брат жшшдеет!

Ее хвост превратился в камень.

Я напрягаясь изо всех сил, попытался последовать ее совету, но у меня ничего не получилось.

– Чшшееррт попберри! – прошипела она, теряя гибкость правой задней лапы и заваливаясь на бок. При этом почти с ненавистью посмотрев мне в глаза. – Шшмотри и ддейштфуй, перефертышш, шштопы ммоя шшмерть не шштала напрашшной!

Она, последним неимоверным усилием ткнулась своей каменной мордой мне в бедро. И замолчала, окаменев полностью, застывая уроненной анималистической статуей у кресла с работающим на столе компьютером.

– Шштелльсси! Шштелльсси! – я склонился над ней, кляня свою тупость и обхватывая саламандру руками. – Шштелльсси…