Александр Тюрин - Боятся ли компьютеры адского пламени

— Твой намек остался для меня неясным. Я просто возвращаю тебе должок за рыбную фабрику…

Спустя мгновение пришла мысль, что он, вероятно, не по своей воле принял самоубийственное решение. Но было поздно. В любом случае, он не хотел, чтобы Кац погибла.

Данилов подвсплыл под ледяную кору. Нинет и не думала скрываться, она была напугана.

Первым делом он получил от нее сенсорную матрицу. Сумрачный осенний лес, насквозь продуваемый свирепым ветром. Классический образ-архетип безнадеги и тоски. Затем послышался голос, слабый как будто задыхающийся и одновременно жуткий, как у бань-ши.

Это стоило Данилову полминуты, пока он восстанавливал самообладание.

За ближайшим виртуальным деревом мелькнуло что-то светлое, похожее на солнечный зайчик.

Информационный Данилов рванулся туда и почувствовал пульсируюшее тепло. Джин начал считывать динамические записи киберобъекта.

— Кац, кажется, я поймал Нинет. Проводи безопасную трассу, чтобы я смог ее вытащить. Я, правда, пока не знаю ее информационной емкости, не удается определить начальный кластер.

Светлая муть вилась в его руках, и тепло то пропадало, то возвращалось.

— Да угомонись ты, засранка, — не выдержал Данилов.

На мгновение, словно обидевшись, киберобъект сенсуализировался. В мимике Нинет было кое-что от Кац, только молодой, свежей, улучшенной. И от Гипериции тоже. Только облагороженной. Девица лет семнадцати. Отроковица, еще не знавшая ложа, но уже познавшая цену чувствам. Хорошо очерченные, но мягкие линии лица и фигуры.

— Сорок пять, семьдесят, сто ментобайт… — сообщал инфосканер размер объекта. Уже много, уже слишком.

— Я буду ждать на цепочке кластеров Х-44-56, где у нее кое-какие копии, там безопасно, но надо слегка «почву разрыхлить». — сообщила Кац. — Только, смотри, не наследи в секторах, контролируемых гипером через карту размещения записей.

Данилов ухватил скользкую почти бесплотную Нинет и потащил за собой. Пятьдесят ее ментобайт джин захватил внутрь себя, остальные двести пятьдесят перемещал во льду с помощью временной карты размещения записей.

Удерживать почти триста ментобайт было изнурительно для разума и накладно для души; только большим напряжением Данилов сохранял интеграцию динамических записей, а заодно целостность и непорочность Нинет.

Он чувствовал быстро подступающее изнеможение и слышал сообщения органосканера о скачках уровня естественных ингибиторов в мозговых тканях.

В обычной реальности его «лошадка» влетела в лед и понеслись по тоннелям-трещинам.

«Из опасной зоны выведено тридцать, сорок, шестьдесят, восемьдесят, девяносто процентов ментозаписей» — сообщал джин вполне мирным и мерным голосом, несмотря на всю чудовищную напряженку. Его модули растянулись по всей трассе, копируя записи Нинет с одних кластеров на другие.

Скользкое тело последнего виртуального эксперта как будто вылетало из рук птицей, выскальзывало змеей, обвисало свиньей; Данилов удерживал Нинет последними усилиями. Ему даже казалось, что она не столько копируется, сколько борется с ним.

А потом вдруг наступило облегчение, записи юркнули в прямой канал из чистых кластеров.

— Нинет вся в безопасной области, — секунды спустя сообщила Кац. — Она вышла из-под удара. А вот ты пока нет. Поднажми, малыш. Поднажми, Данилов.

Лед вдруг весь искрошился и тронулся с места. Через мгновение Данилова выдавило на поверхность, без всякой кики, только лишь со вздувшимися якорями-поплавками. А где в полукилометре огромная масса льда вперемешку с водой и огнем вздымалась вверх. Взрыв А-бомбы.

На лету вода застывала ледяными глыбами, которые, плюя на притяжение, ракетами уносились куда-то ввысь, или же, оставляя белые пушистые мазки, довольно неторопливо валились вниз. Рядом с Даниловым уже разбивались в розово-серебристый пух голубые скалы. Трещины бежали по европейской глади, как будто пропарывались ножом психа-великана, из них вырывались частоколы гейзеров. Красиво. Стена из смешанного огня, воды и льда, задрапированная пеленой густого тумана, напоминающего мороженое, надвигалась на Данилова. В томатном сиянии Юпитера — красота неописуемая.

На мгновение возникло сравнение с катаклизмом в той земной Европе, где войны, бунты и нашествия уничтожили прежнюю застойную тишь и гладь.

— Кац, ты меня слышишь?

— Слышу, скажи что-нибудь, Данилов.

— Кац, ты чертовски отличная баба, я целую тебя в рот. Хотя ты и довела меня благополучно до могилки, втравив в эту войну клопов против пауков. И я почти не жалею, что потерял из-за тебя все надежды на лучшую посмертную жизнь…

— Данилов, ты дурак каких мало, поэтому я и люблю тебя.

Он был рад тому, что не испытывает оглушающего трепета перед смертью. В мире все в общем-то справедливо, и если есть бессмертие, то оно не связано с дарами Главинформбюро. Если оно и есть, то это дар любви.

«Благодарю за совместную работу, — максимально задушевно произнес Джин Хоттабыч, — да наплюйте вы на капсулу Фрая, дерьма она не стоит. Не может бессмертие зависеть от какой-то соплюшки. Это, конечно, сугубо мое личное мнение».

Но едва Данилов закрыл глаза, чтобы больше не видеть надвигающийся кошмар, как сразу захотел открыть их. Пробив лед, рядом выскочил бобер, сияющий зеркальными боками и пламенеющий раскаленным носом. Он едва успел откинуть трапик, за который уцепился Данилов, и тут же рванул от надвигающейся цунами.

Данилов едва не сорвался «с подножки», но его довольно крепко дернули за шиворот, отчего он удачно ввалился в кабину.

За штурвалом был капитан Варенцов. Крепко дергала за шиворот Кац.

— Люблю душещипательные спасения в последний момент, — признался капитан. — Ради этой живописной сцены мне пришлось украсть бобра у его законных владельцев. Хотя, честно говоря, на Европе может случится цунами и куда похлеще. А это ни то ни се: проба пера.

— Ты сказала, что любишь меня, — напомнил Данилов, держа за руки Кац.

— Неужели, — она высвободила руки. — Это просто была психотерапия. А то бы еще раскричался — мол, жизнь прожита зря! А впереди, увы и ах, мрак небытия.

Она уселась в кресло. Бобер уносился от водно-ледяного вала, заодно увиливая от шмякающихся сверху ледяных мин.

— Головастики и Чипс уже на резервной базе. — похвастал капитан.

— А где Фитингоф?

— У него не сложились взаимоотношения с киками.

— Скупой ответ.

— Ладно, разбавлю. Я перебросил его первым на резервную базу, а он, паршивец, закупорил входы-выходы и стал выдвигать всякие требования. Ну и кика переварила его. Сама, без моей просьбы.

— Я уведу Нинет с Европы, — сказала Кац. — На Каллисто или Ганимед. Данилов сразу уловил, куда клонит Кац и забыл о Фитингофе.