Александр Тюрин - Отечественная война 2012 года. Человек технозойской эры

Это вращаются фуллереновые колесики на водородных осях и мириады инерционных накопителей, подумал я, и даже подумал о том, думает ли об этом Негр.

Негр сунул доску под мышку и вернулся на главную торговую улицу Петронезии. К его машине уже примерялось несколько мелких личностей с отмычками. Однако они сразу брызнули в разные стороны, оценив неравенство в вооружениях. Негр распахнул переднюю дверь машины и застыл в фокусе мощного прожектора. Прожектор светил сверху, с вертолета, который мог принадлежать только «миротворческой» полиции ООН, серьезной организации, имеющей право отстрела преступников с больших расстояний.

– Не двигаться. Оставаться на месте, – сказал с неба приятный искусственный баритон. В кабине-то сидят финны, в смысле большие европейцы, которые на русском знают только термины, обозначающие половые органы; возможно, что из сокровищниц «великого и могучего» европейцы позаимствовали еще полезные слова, относящиеся к органам выделения. – В случае неповиновения вы будете немедленно уничтожены.

Чувство отчуждения от Негра исчезло... Немедленно буду уничтожен я, рвется сердце от страха у меня. Уничтожать «миротворцы» умеют, быстро и почти безболезненно. Это южанин моджахед режет тебя ножом, долго и сосредоточенно, что-то напевая и нашептывая, и, можно сказать, что он тебя все-таки уважает. А у наших западных друзей все экономно, plug and play, выстрелил и забыл...

И вообще от вертолетов я цепенею, как кролик от питона. Хотя повидал немало дерьма в красивой упаковке, но по гроб жизни буду помнить лишь то, как летела стая американских двухроторных «Команчей» по Невскому проспекту. Это было на второй день войны. Тогда я как раз топал с командой новобранцев на Московский вокзал; командование собралась нас везти куда-то с пятью пересадками за тысячи километров в Эвенкию, где, по его мнению, вот-вот должны были начаться бои с вражескими войсками. Но вражеские войска были присланы, можно сказать, на дом. Голубоватые, почти невидимые, едва слышимые «Команчи» струились, как летучие голландцы, между берегами, составленными из фасадов домов, и казалось, что эти призраки не имеют никакого отношения к свинцово-огненным плетям, под которыми разлетались окна. А ровно в пятнадцать часов очередь «Команча» прошла над моей головой и срезала голову высокого прохожего, которая упала мне под ноги, разинув рот словно от удивления...

Я направил пистолет в сторону прожектора и в прицельном виртуоке появились контуры большой осы с багровыми пятнами глаз. Я три раза выстрелил по этим «глазам» и на меня внезапно накатил шум вертолетного двигателя, наверное, потому что стал жалобно-ревущим, аритмичным. Я выстрелил еще пару раз, целясь в тепловое пятно на боку у «осы», и прыгнул на слайдер. Доска от толчка рванулся вперед, едва не выскочив из-под меня. Еще секунда, и я навернулся бы со слайдера на палубу, но из него выскочило нечто, напоминающее «помело». Я отчаянно ухватился за эту штуку и кое-как сохранил равновесие на движущейся доске. Слайдер еще раз смилостивился и открыл большой виртуок через канал близкосвязи. Я увидел разлинованное пространство в сферической проекции и свою балансирующую фигуру, вид сзади. «Помело», по сути, было большим джойстиком для управления доской.

Я вовремя свернул в «переулок» между двумя баржами. По главной улице прокатилась взрывная волна пополам с горящими осколками моего автомобиля, на который пришелся залп финской ракеты. А по «переулку» вслед за мной запрыгала с отвратительным стрекотанием стая роботов-блох.

Последний раз я катался на скейтборде лет пятнадцать назад. Но всплыл-таки в мускульной памяти приемчик – развернуться правым боком в сторону движения, перенести центр тяжести на левую ногу и подпрыгнуть. Получилось – я перемахнул через дышащий вонью канал. Загордиться не успел, потому что минутой спустя влетел в незаметную, но зверски прочную паутину, натянутую поперек узкой «улочки». Паутина мигом стянулась на мне, как упаковка на охлажденной куре. Я увидел, как ко мне бежит инсектоид на тонких серебристых ножках. На его просвечивающем брюшке мелькнул лейбл «Intel Inside», и, как я ни метался, он кольнул меня прямо в вену на локтевом сгибе.

Когда очнулся, то первым делом подумал, что это финны меня оприходовали.

Однако мысль не была подтверждена моим сфокусировавшимся взором. Я находился в помещении, в котором можно было признать узкий трюм. Унылая ржавчина. Сырость. Помигивающая лампа наверху. По переборкам – светящиеся граффити, нарисованные микросхемной краской. В углу творение человеческого разума, который я опознал как унитаз, снятый со сверхзвукового самолета и каким-то образом приживленный здесь. Голографический дисплей на его боку показывал и рассказывал о правилах пользования. Облупленный сервант был погружен в сны о старых добрых временах. Банка, в которой находились антикварные окаменелости, оставшиеся от бабушкиного варенья, тоже выполняла мемориальные функции. Обшарпанные полки, заставленные всякой технической рухлядью, напоминали о комиссионном магазине.

Финнами тут и не пахло, мой взгляд был смят ответным взглядом извращенца и людоеда. Это был Вурдалак. Бандитский пистолет, заткнутый за его пояс, органично дополнял некрофильские детали на его куртке, среди которых я неожиданно разглядел никелированный череп крысы. При всем при том я не мог пошевелиться. Мой насыщенный нервными клетками желудок затрепетал от ужаса, и я едва усмирил его глубоким дыханием по буддийскому рецепту. Еще не хватало тут обделаться. Однако все варианты дальнейших событий укладывались в диапазон от «драматично» до «кошмарно».

– Bon matin, mon cher, – елейным голосом произнес страшный визави. – Попался, который кусался. Сервер на шести ножках быстро тебя спеленал.

Вурдалак не больно, но весьма тошнотворно мазнул меня грязной пятерней по лицу. От его ладони пахло каким-то откровенным дерьмом типа сгнивших белков. Блин, да он еще гарантировано онанист.

– У тебя плохие манеры, маркиз, – кто-то сделал Вурдалаку замечание. – Ты же настоящая козлина, неизвестно как попавшая в приличный дом, ферфлюхтер францозе...

Вурдалак отошел от меня и стал задумчиво протирать тряпочкой никелированные останки крысы, показывая, что он, в общем, ни при чем.

Голос, севший и скрипучий, продавливаемый сквозь опухшие от постоянной сырости голосовые связки, принадлежал человеку, чье тело было «встроено» в инвалидную коляску. Был виден оптоволоконный проводок, уходящий из нейроразъема на шее инвалида в разъем на спинке коляски. Разъем был снабжен индикаторами, показывающими интенсивность информационного обмена. Ниже уха у инвалида имелся еще один нейроразъем, только залепленный жевательной резинкой. Поймав мой взгляд, человек широко, по-рекламному, улыбнулся, словно собрался предложить мне новый тесячепервый сорт мороженого от фирмы «Ice Age», который ничем, по вкусу, не будет отличаться от самого первого.