Евгения Белякова - Трава на бетоне

Признайтесь. Признайтесь, наконец, что убивали его с самого его рождения, с самых ранних лет, по очереди, спокойно, наслаждаясь. Признайтесь и посмотрите в его глаза, кроме ненависти, вы ничего не увидите, но эта ваша ненависть, ваш яд, жрите его, суки и сдохните вслед за ним.

Это и мой яд. Это и моя ненависть. Я тебя тоже убивал. Глупости все это…

Никому не нужные слова.

Слова, ветер и кеторазамин.

Его мысли прервал визг рвущегося металла, на этаж выше, не выдержав порывов ветра, лопнула проржавевшая до язв железная пластина. Скай поднялся, подошел к Арину ближе, стал за его спиной:

Пошли отсюда, хреновое местечко.

Арин медленно повернулся, и Скай понял, что осознавать его слова тот сейчас не в силах — осмысленность исчезла, расширились зрачки, а по коже поползли лихорадочные, красные пятна.

Ладно тебе, — сказал Скай, привлекая его к себе за плечи. — Ты так просто отключишься здесь и свалишься вниз. Самоубийца, Арин, это тот, кто надеется отомстить миру, и не понимает, что миру на него по хер. И это нормально, что миру на нас по хер. Он нам ничего не должен.

Скай почувствовал, как под его ладонями дрогнули округлые плечи и успел подхватить расслабившееся, ставшее безвольным, тело.

Я всегда говорил, что нервы у тебя ни к черту, — отметил Скай, приподнимая потерявшего сознание Арина.

В машине вновь пахло озоном и терпкой хвоей, этот запах привел Арина в себя.

Приоткрыв глаза, он увидел легкие лучи фар, летящие впереди, освещающие сплошное полотно укатанной дороги. В салоне тоже горел свет, карамельный, рассыпающийся, под пальцами ощущался приятный холодок пластиковых сидений.

Привычная обстановка, привычный гул мотора, что-то вязкое и отвратительное позади, равнодушная пустота внутри.

Скай искоса взглянул на него, снял ладонь с руля, подтолкнул ближе распечатанную пачку сигарет. Пачка скользнула по панели, и Арин рефлекторно протянул руку, но остановился, услышав голос Ская:

Левой, придурок.

Арин поморщился, послушался, зубами вытащил сигарету из открытой пачки, отложил в сторону, поискал глазами зажигалку, не нашел и просто прикусил зубами фильтр.

Приехали.

За окном виднелась знакомая стоянка, крытая грязноватым полупрозрачным пластиком, за ней возвышалась громада многоэтажного дома-улья.

Это же твой дом, — неуверенно сказал Арин, приподнимаясь, чтобы протиснуть руку в узкий карман джинсов. — Разве все кончилось?

Твоими стараниями — да. Выходи.

Под треснувшей рваниной купола на этот раз виднелись оранжево-дымные всплески, томящиеся над южной частью города. Откуда-то веяло горелым, дымным, горьким.

Что там? — тихо спросил Арин, найдя, наконец, зажигалку, закуривая на ходу. — Не молчи, я себя и так идиотом после всего этого чувствую.

Да так и есть, — откликнулся Скай, открывая тяжелую подъездную дверь. — Потом расскажу. Только без истерик. Будешь пытаться сброситься с балкона моей квартиры — сам выкину на хер и жалеть не буду.

Не буду я… — хмуро ответил Арин. — Обойдешься без такого удовольствия.

Скай ответил не сразу, только в лифте, скользнув взглядом по склоненной устало лохматой голове, подрагивающей руке, которой Арин уперся в стенку, проговорил:

Просто опять пошел наперекор?

Нет.

А сейчас?

Сейчас — да.

В огромной квартире все осталось по-прежнему, так же тускло, раздвигая пространство, светились ртутно-серебристые зеркала, те же прямые линии, неглубокие ниши с встроенными полками и одна, побольше, полукруглая. В ней стоял стол, на котором горел мягким синим светом работающий монитор.

Первым делом Скай снял с одной из полок аптечку, кинул на кровать упаковку бинтов и несколько инъекторов. Следом легли маленькие серые коробочки.

Иди сюда. Если ты еще не понял, в тебе наркоты сейчас больше, чем во всех твоих подружках вместе взятых. Отпустит — будешь выть от боли.

Арин приподнял руку, посмотрел на розовые бугристые шрамы, стянувшие обрубок запястья, подумал немного, но все же лег, повинуясь указующему кивку Ская.

Я так понял, ты его убил, — сказал Скай, закатывая рукав его водолазки выше.

Да, — помолчав, ответил Арин.

Первая твоя заслуга. Об остальном потом.

Арин почувствовал его пальцы на своем предплечье, и в глубине души шевельнулась тревога. Странное ощущение — страх, отвратительный, практически паника.

Тихо, — сказал Скай, проталкивая иглу инъектора под гладкую кожу. — Я тебе ничего не сделаю.

Вслед за короткой болью по руке разлился приятный холодок, и жгучие стальные веревки боли, опутавшие запястье, ослабли.

Скай провел рукой по его плечу:

Снимай.

Арин приподнял край водолазки, неловко потянул плотную ткань вверх, изогнувшись, пытаясь высвободиться из одежды. Удалось это не сразу, мешал высокий и узкий воротник, а левая рука слушалась плохо. Лишь через полторы минуты, разозлившись, Арин дернул сильнее и откинул водолазку в сторону. Под неярким светом вмонтированных в потолок и стены ламп легким серебристым светом засияла гладкая кожа, испещренная неровными, свежими шрамами.

Скай скользнул взглядом по его животу, протянул маленькую круглую коробочку:

Бесконтактный биопластик. Больно не будет.

Отдав коробку Арину, он поднялся, пересек комнату и остановился перед компьютером, наклонился, упершись руками в стол, тронул пальцами мышку.

Арин проводил его взглядом, посмотрел на коробочку. Завинчивающаяся крышка.

Пришлось приложить коробочку к сгибу локтя и попытаться открыть другой рукой.

Удалось не сразу — прижатая к груди, плотно закрытая крышка не хотела проворачиваться. Повозившись с полминуты, Арин нашел другой выход и, с силой прижав крышку боком к плечу, нажимая, провел коробочкой ниже. На кровать высыпались тугие пластиковые шарики, наполненные бесконтактным биопластиком.

Давай быстрее, — сказал Скай, не отрываясь от монитора.

Арин приподнялся, прижал к животу хрупкие шарики. Те, лопнув, моментально растворились в рваных линиях швов. Перетерпев колючую, обжигающую боль, он встал, прошел по комнате, остановился за плечом Ская.

Смотри, — сказал поисковик, открывая запароленную папку на рабочем столе.

По монитору сначала побежали кривые полосы, но потом, дрогнув, установилась четкая картинка.

"КетоМир — за что они платят" Знакомый двор, накрытые столы, тяжелая изумрудная зелень бутылок с элитным спиртным. В центре двора, в окружении дорого одетых людей, в тонкой стальной сети детское обнаженное тело в росчерках тонких ран.

Картинка снова сменилась яркой надписью.

"КетоМир — цена за жизнь" Вывернутые хрупкие запястья, светлые слезы на искаженном страданием лице ребенка лет четырех, кровь, льющаяся по белой нежной коже бедер.