Виталий Абоян - Древо войны

— Ну, почему ж совсем-то? Ковыряет железки по мелочи. На жизнь зарабатывает. Но бухтит все время. Я ему помогаю.

— Тоже зарабатываешь?

— Нет, ему — бесплатно. Он-то ведь на самом деле крутой чувак раньше был. Да если серьезно-то говорить, то крутым и остался. Если б крыша не съехала, виднейший кибернетик бы был. Я учусь у него. Интересно. А что мне еще делать-то?

— Так ты тоже кибернетик? — спросила Настя и бросила, как бы невзначай: — А идентификационный код нейроконтакта можешь изменить? Чип, говорят, мог.

— Да врут. Код изменить — это раз плюнуть. Но в вынутом из мозгов нейроконтакте. А смысла — обратно-то его уже не вживишь, это только новый ставить. И то вопрос, приживется ли.

— А на мозгах?

— А на мозгах-то — без мозгов останешься. Они этого не любят, мозги то бишь, когда их поджаривают. А без высокотемпературной обработки нейроконтакта код не поменяешь. Технология такая, она не программная, специально спецслужбы ее физической сделали.

На этих словах Мухомора опять замкнуло. Улыбка на его лице сделалась какой-то кукольной, глаза остекленели, правая рука забилась в судороге, а из уголка рта медленно стекала струйка слюны. Зрелище было довольно устрашающим. Настя потрясла бродягу за плечо, но он не приходил в себя. Не зная, чем еще помочь бедному человеку, она аккуратно усадила его сползающее вниз тело на пол. Немногочисленные пассажиры автобуса никак не отреагировали на происходящее. Страдания других людей были для них обычным делом. Их не трогают — уже хорошо.

Приступ продолжался еще минуты три. Потом так же внезапно, как и начался, он закончился. Глаза Мухомора мгновенно ожили, идиотская улыбка сошла с его губ. Он потряс головой и сказал:

— Ух, что-то тряхануло меня. Долго я в отрубях-то лежал?

— Да нет, минут пять, не больше, — ответила Настя.

— Это еще ничего. Блин, рука-то прям занемела вся, — он усиленно мял ладонью левой руки правое предплечье. — И не вынешь плату эту, она ж теперь кусок мозга-то замещает. И правда, зло в железках этих, правильно Чип говорит.

— Тебе ж вроде нравилось, — с сомнением сказала Настя.

— Да мне и нравится. Но — зло. А где мы едем-то? Выходить не пора?

— А я откуда знаю? Ты же меня везешь.

Мухомор вскочил и стал внимательно рассматривать окружающий их лес и рекламные щиты. Немного поцокал языком и стал свирепо долбить кнопку остановки по требованию. Робот-водитель остановил транспорт и все пытался вежливо предложить выйти, но каждое повторное нажатие Мухомора на кнопку запускало его программу вновь, и все, что он успевал произнести, было: «Пожалуйста, ваша ос… Пожалуйста, ваша ос…».

— Эй, эй, — Настя с трудом оторвала руку Мухомора от кнопки, — приехали, выходим.

— Пожалуйста, ваша остановка, — наконец произнес робот-водитель.

— Без тебя знаем, — зачем-то огрызнулся Мухомор и направился к выходу.

Перед ними лежала изрытая трещинами серая полоса мокрого асфальта, скрывающаяся за недалеким холмом, а вокруг, с обеих сторон, сразу, буквально на обочине, начинался лес. Сейчас, ранней весной, он был мрачным и неприветливым. Густые темные ветви замысловато переплетались, исчезая в испарениях, медленно поднимающихся от влажной, укутанной многолетним плотным ковром опавших листьев почвы. Автобус, выплюнув на прощанье из своих древних и, похоже, давно не ремонтированных недр облако черного дыма, скрылся за холмом.

— Вот черт! — выражение лица у Мухомора сделалось расстроенно-озадаченным. — Это ж надо, проехали остановку! Теперь через лес топать придется. Оно тут, правда, сильно углубляться-то не стоит. Но не по дороге ж идти. Так оно еще хуже будет. Давай, пошли. Только живо ногами-то шевели, не отставай. Тут отставать — оно ни к чему совсем. Гнилой тут лес. Да и вообще…

Что «вообще», Настя уточнять не стала, но лес и правда был гнилой. Заблудиться в нем, отстав от ломящегося напролом, не глядя ни на ветки, ни на периодически попадающийся довольно колючий кустарник, Мухомора ей совсем не хотелось. Под ногами хлюпала темная зловонная жижа, то там, то здесь виднелись выбеленные ветром скелеты довольно странной формы. Кому принадлежали эти кости, Настя определить не могла. Вроде бы не людям, уже хорошо. Хотя и животных с двумя хвостами в зоологических атласах не значилось. И жижа эта… Насте начало казаться, что подошвы ее ботинок медленно, но все более уверенно расползаются под напором этой мерзкой субстанции. Что это тут разлили? Настя озиралась по сторонам, стараясь не упустить момент, когда к ним начнет подкрадываться какой-нибудь из еще живых обладателей ужасных скелетов, но ничто не подавало признаков жизни. Интересно, летом на деревьях листья бывают или тоже что-то мутированное на них распускается?

Мухомор бежал уверенно, видно, не впервой ему в этом загадочном лесу.

— Далеко еще? — задыхаясь, спросила Настя.

— Да нет, не очень, — ответил бомж. Несмотря на продолжающую подергиваться щеку, бежал Мухомор довольно активно, да и, похоже, не запыхался вовсе. Видно, частенько ему приходилось бегать. Волка ноги кормят. Хотя какой из него волк? Скорее, в данном случае, зайца ноги кормили. — Тут сейчас поле начнется, там можно уже сильно не спешить. Там заразы нет почти. Да и эти, — он кивнул в сторону ближайшего скелета, наполовину утонувшего в грязи, — туда не выходят. Открытого пространства боятся, что ли.

Настя хотела спросить об обладателях скелетов, но поняла, что долго с такой интенсивностью движения говорить не сможет. Дыхание и так перехватывало.

Лес закончился внезапно. Как будто кто-то прочертил совершенно прямую линию, за которой деревьям расти было запрещено. Даже подлеска за этой условной чертой не было. Чудеса творились буквально в двух шагах от города. Хотя, подумала Настя, в городе чудес тоже хватало, Своих, правда, не таких, как эти, но неизвестно, что лучше. Дальше, чуть не до горизонта, простиралось бескрайнее и столь же безжизненное, как и лес, поле. На черной, казалось, недавно вспаханной земле нигде, насколько хватал глаз, не было ни одной травинки. Ни засохшей, ни поникшей. Ничего. Только черная влажная земля. К счастью, вонючей жижи здесь не было, под ногами не хлюпало. И только далеко-далеко, километрах в трех, а то и в пяти, виднелась группка перекошенных серых домиков, жавшихся друг к другу в надежде спастись от наползающей пустоты. Но отсюда домики казались такими же безжизненными, как и поле. Во всепоглощающем однообразии и серой монохромности местной природы ярким, просто каким-то матерным, пятном смотрелся голографический рекламный плакат, призывающий неизвестно кого купить новые ботинки. С подошвой, сделанной по какой-то новой, доселе невиданной технологии. «Вообще, конечно, место, подходящее для такой рекламы», — подумала Настя, разглядывая свою обувь, подошва которой начала странным образом пузыриться и при каждом шаге на почве оставляла липкий пластиковый след. Жижа и впрямь разъедала ботинки. Не показалось.