Анна Старобинец - Живущий

— Я ведь ранен, — с непонятной радостью констатирует он.

До меня вдруг доходит, что значит этот его сосредоточенный взгляд: он вовсе не смотрит на меня, он разглядывает свое отражение в моем зеркальном лице. Свой синяк, свой заплывший глаз и повязку на голове…

Он ощупывает свою рану через повязку, нажимает на нее двумя пальцами несколько раз, как-то слишком уж грубо и резко, и каждый раз изумленно охает, точно его удивляет, что это может быть больно.

— …Я ранен прямо в социо-спот. Это ты меня так?

Я смотрю в его недоступный слезящийся глаз, долго смотрю, пытаясь понять, почему в его голосе снова звучит это странное ликование, но его глаз не выражает ничего, кроме терпеливого ожидания ответа, и я отвечаю:

— Да, Эф. Это я тебя так.

И что теперь? Он спросит, за что, он пообещает, что меня внесут в Черный список, он придет в ярость, он попытается изувечить меня в ответ, он будет требовать подключения, врача и подробностей. А я скажу, что он сам виноват, скажу, что мне жаль, что мне очень жаль, но мне не оставили выбора, скажу «извини», а потом, наверное, сделаю то, что он просит. Добью его. Еще один удар в голову. Ну, может, два или три. Не вечно же его здесь держать.

Вместо этого он говорит:

— Ну ты крут. Да ты просто мастер!

Он говорит:

— Эта новая игра — это же просто снос башни! «Бандитский первый слой», да? Так она называется? Реальный смертинетник!

Он говорит:

— Нужно срочно отправить благодарность в Сообщество Геймрайте— ров. Молодцы ребята! Я даже не сразу понял, что сижу в пятом слое… Полная иллюзия первого! И визуально, и по болевым ощущениям, и… Цербер, ты заценил? Сенсорная симуляция круче, чем в люксурии, да? И особенно эта фишка с разбитым социо-слотом, — он снова тычет себя пальцами прямо в рану, морщится от боли и восторга. — Квин, я был просто уверен, что реально отключился от социо! Догадался, только когда увидел свое отражение… — Он смеется и тут же давится хриплым кашлем: —…Отбивная вместо лица и без маски, не очень правдоподобно, да?.. Ну и тут до меня дошло: алло, если социо-спот отрубился, почему же цереброн не дублирует… И этот снег… Он ведь тоже своеобразный сигнал… тревоги… что-то я… сбился… о чем я сейчас говорил?

Он смущенно озирается. Облизывает пересохшие губы. Таращится на меня глазом-моллюском, доверчиво, в ожидании подсказки.

Кто я такой, чтобы отнимать у него последнее утешение? Объяснять термиту, что теперь он сидит в отдельном контейнере? Термит хочет верить, что по-прежнему строит вместе со всеми термитник. Так что я подсказываю:

— Ты говорил, что тебе нравится эта игра. «Бандитский первый слой». Все очень правдоподобно.

— Да, точно! — Он снова счастлив. — Игра. Ну, я, короче, сдаюсь. Один ноль в твою пользу. Никак не разберусь, где тут эскейп… Так хитро все сделано… Давай-ка добей меня. Кажется, отсюда иначе вообще не выйти.

— Ты прав, — говорю. — Иначе не выйти.

Все хитро сделано.

В первый раз это был Лисенок. За год до пожара. Он подошел ко мне на Доступной Террасе и долго, влажно смотрел своими глазами цвета гнилой картошки. Пока я не понял, что он пытается говорить со мной во втором слое, и не отшил его:

— Не получится. Я совершенно асоциален.

Я отвернулся от него и пошел вдоль рядов питомцев, но Лисенок зачем-то поплелся следом. Я несколько раз менял направление, но он пря— мо-таки увивался за мной, будто муха за помойным ведром, так что я снова повернулся к нему:

— Ты чего, Лис?

Взгляд у него был настолько бессмысленный — даже для него, — что мне пришлось взять его за плечо и встряхнуть.

— Э, Лис! Тебе чего надо? Говори вслух!

— Привет. Это. Я, — медленно, с явным усилием выдавил из себя Лисенок.

— Я знаю, что это ты. Лис, ты что, болен?

— Нет. Я. Не. Лис.

— Погоди, сейчас позову куратора…

— Нет. Нет. Нет. Нет.

— Эй, успокойся…

Впрочем, он и так казался абсолютно спокойным. Даже слишком спокойным.

— Просто молча. Следуй за ним.

— За кем?!

— За Лисенком, — сказал Лисенок.

— Почему ты говоришь о себе в третьем лице?

— О себе, — еле слышно шепнул Лисенок и направился к выходу с Доступной Террасы.

Движения его были медленными и до странности плавными, как будто он шагал под водой. Все это выглядело так дико, что я пошел следом. Молча.

Мы неспешно проплыли по коридору, вышли во двор, пересекли его и вошли в Спецкорпус. На входе нас обыскали; охранник вытянул откуда-то из-под одежды Лисенка обгрызенный карандаш, потряс перед его носом:

— Пишущий предмет — это зачем?

— Зачем. — Лисенок уткнулся картофельными глазами в пишущий предмет и подвис.

Некоторое время он стоял неподвижно, приоткрыв рот и не моргая, полностью погрузившись в созерцание. Казалось, он внимательно изучал следы от зубов на деревянной поверхности, пытаясь при этом постичь глубинную карандашную суть, его предназначение и смысл.

— Он что, однослойный? — охранник кивнул на Лисенка. — Недоразвитый, вроде тебя?

— Альтернативно одаренный, — ответил я. — Вроде меня. Очень любит рисовать.

— С пишущими предметами в Спецкорпус нельзя. Это… — охранник потряс в воздухе карандашом, зрачки Лисенка послушно заметались из стороны в сторону, — это — нарушение. К кому вы шли?

— На минус второй, — неожиданно бойко отрапортовал Лисенок. — Навестить Крэкера как он там ему наверное скучно нашему другу совсем одному пропустите пожалуйста.

— Ваш Крэкер давно уже полный овощ, ему не скучно. А ты нарушитель. У тебя пишущий предмет. Но я сегодня добрый. Я вас пропущу, если ты… — охранник ткнул пальцем в Лисенка, — мне споешь. Под запись. А я выложу на фрик-тьюбе. А то у меня там рейтинг стал падать… Ну, пой.

— Что петь?

— Давай что-нибудь из «Фестивальных страстей».

— У нас заблокированы «Фестивальные страсти», — поразмыслив, ответил Лисенок.

— А, ну да. Тогда из «Вечного убийцы».

— Кто охраняет твой всегда спокойный мирный со-о-он?.. — затянул Лисенок. — Э-то пла-нетарники! Кто не забудет никогда закон он есть закон? Э-то пла-нетарники! Кто больше всех всегда готов на помощь вдруг прийти-и-и? Это пла-нетарники! Кто видит семь слоё-о-ов и кто всегда гото-о-ов стабильность и гармонию спасти-и-и?..

На «спасти» Лисенок взвизгнул и дал петуха. Охранник благодушно захлопал в ладоши.

— Молодец, хорошо спел. Теперь скажи, кто ты и сколько тебе лет. Зрителям фрик-тьюба будет интересно.

— Я Лисенок. Мне двадцать восемь лет. Я живу в исправительном Доме. Раньше я был преступником, но теперь у меня маленький КПУ, так что я совсем скоро исправлюсь.

— А скажи еще, сколько слоев ты умеешь держать одновременно?

— Один, — отчитался Лисенок. — А иногда полтора.