Тед Уильямс - Море серебрянного света

– Вы можете только догадываться об этом, – сказал Майк Соренсен. – И о многом другом.

– Я могу только догадываться почти обо всем , – возразил Селларс, одновременно оживленный и раздраженный, и в это мгновение Рэмси, наконец, поверил ему. – Но вероятность слишком велика, чтобы ее можно было игнорировать, и я слежу за ними с того момента, когда впервые наткнулся на этот страшный заговор. Я был напуган, и попытался понять, что происходит за толстым черным занавесом. И теперь я уверен , что, чем бы оно ни было, это что-то очень плохое и становится еще хуже – к сожалению именно в этом я уверен на сто процентов. Неужели вы думаете, что я мог бы втянуть в это дело Кристабель, если бы хотя бы на мгновение усомнился в своей правоте? Я, который разрушил свою собственную жизнь, потому что доверял людям, которые должны были знать и планировать все лучше меня? Майор Соренсен, миссис Соренсен, я навсегда виноват перед вами, что подверг опасности вашу дочь, и я не прошу прощения. Но я сделал это только потому, что ставки были пугающе велики... – Он остановился и опять покачал лысой головой. – Нет, это не делает мой поступок лучше. В конце концов она ваша дочь.

– И мы не разрешим ничему случиться с ней, – резко сказала мать Кристабель. – На этот риск я больше не пойду. – Она зло посмотрела на мужа. – С меня хватит.

– Я думаю, что мы поняли ситуацию. – Часть Рэмси была потрясена тем, что он еще сидит здесь, и еще больше потрясена тем, что он стал чуть ли не центральной фигурой в том, что, с нормальной точки зрения, можно считать массовым психозом. – Но... но что мы можем сделать?

– Давайте я расскажу вам о слабых и, вероятно, безнадежных мерах, которые я предпринял, – сказал Селларс. – Я собрал маленькую группу исследователей, я все еще надеюсь на них и, пока я не узнаю что-нибудь другое, я думаю, что они еще живы и действуют.

– Боже мой, – внезапно сказал Рэмси, – Сэм Фредерикс, Орландо Гардинер. Так они ваши... Я почти забыл... когда мы в первый раз встретились, вы сказали, что что-то знаете о них. Так вот что вы имели в виду – это вы послали их в сеть?

Селларс кивнул. – В известном смысле. Да, они часть этой маленькой группы, которую я собрал. Надеюсь, они еще действуют.

– Значит вы не знаете. – Рэмси заколебался. – Орландо Гардинер умер два дня назад.

Селларс какое-то время потерянно молчал. – Нет, я... я не знал, – наконец сказал он голосом, похожим на воркование голубя. – Я был... – Он опять замолчал, на это раз надолго. – Я боялся... для него это было слишком тяжело. Такой храбрый молодой человек... – Старик крепко зажмурил глаза. – Если вы не против, я воспользуюсь ванной, на мгновение.

Инвалидная коляска повернулась и покатилась по ковру. Дверь ванной закрылась за ней, оставив Рэмси глядеть на Соренсенов, которые, в свою очередь, во все глаза глядели на него.

КРИСТАБЕЛЬ видела плохой сон, в котором она убегала от людей в черной одежде, гнавшихся за ней по длинной лестнице. Они несли длинный пожарный шланг, который извивался за ними как змея, и она знала, что они хотят схватить ее, уткнуть в нее металлический нос шланга и задушить фиолетовым дымом. Он попыталась позвать на помощь маму и папу, но никак не могла хорошо вздохнуть, а когда опять посмотрела назад, бледноликие люди стали ближе, вот совсем близко...

Она проснулась, забила руками по подушке и простыне, и едва не закричала опять. Освободившись от одеяла, она со страхом заметила, что находится в странной комнате, на стенах висели незнакомые картины, через тяжелые занавески просачивались только слабые желтые лучики света, в которых танцевала пыль. Она открыла рот, чтобы позвать маму, и тут над краем кровати поднялось лицо.

Оно было даже хуже, чем во сне, она упала обратно и почувствовала, как холодная рука схватила ее изнутри и, как и во сне, она не могла даже крикнуть.

– Хей, дурочка, – сказало лицо, – чо с тобой? Спи, пока дают.

Она дышала так быстро, что подумала, будто ее бока хотят как у кролика – и тут она узнала лицо, сломанные зубы и ежик черных волос. Некоторые из самых плохих страшилок исчезли.

– Я в порядке, – зло сказала она, но прозвучало не слишком хорошо.

Мальчишка улыбнулся, еще злее. – Знаешь, claro (* белая, исп.), если бы я дрых на такой большой кровати и мне приснился pesadilla (* ночной кошмар, исп.), я бы не стал орать как резанный и все такое.

Звучало так, как если он говорил о еде. Она не поняла. И не хотела понимать. Она встала, подбежала к двери, ведущей в соседнюю комнату, и открыла ее. Мама, папа и этот новый взрослый, мистер Рэмси, разговаривали с мистером Селларсом. Они выглядели очень усталыми и еще какими-то другими, как в то время, когда ее родители и родители Офелии Вейнер собирались воевать из-за Анны Артики. Кристабель всегда считала, что это очень глупое имя для места, и из-за него совсем не стоит воевать, но у всех взрослых во время обеда было как раз такое выражение лица.

Мистер Селларс говорил: – ... На самом деле в Южноафриканской военной программе работало несколько людей из первоначального ПЕРЕГРИНА – авиаконструкторы и пилоты, использовавшие виртуальные управляющие модули – но сам проект перестали финансировать много лет назад. Я нашел их, когда искал следы ПЕРЕГРИНА, и это очень пригодилось. Мне удалось заставить некоторых людей из моей группы использовать их оборудование, главным образом потому, что база была совершенно секретной и там они были в безопасности, но каким-то образом Грааль выследил их и сейчас они в осаде. – Тут он заметил, кто стоит у двери и нежно улыбнулся. – А, Кристабель, как приятно видеть тебя. Хорошо поспала?

– Дорогая, как ты себя чувствуешь? – спросила мама, вставая. – Мы тут разговариваем. Не хочешь посмотреть что-нибудь в сети?

Судя по всему ее родители и мистер Селларс говорили о взрослых делах, и тут их непонятный вид, и то, что они были далеко от дома, и это странное место, мотель, внезапно встали за ее спиной и захотели, чтобы она заплакала. Но она не захотела плакать и вместо этого сказала: – Я хочу есть.

– У меня есть сэндвич, который ты не доела – только один раз укусила. Вот он, я сейчас накапаю немного соуса... – мама повела ее обратно в ту комнату, в которой она проснулась, и дела сразу пошли получше.

Перед Кристабель появилась бумажная тарелка с сэндвичами и изюмом, мама достала из сумки пакет с печеньями, два дала Кристабель и еще два этому мальчишке, который схватил их с такой скоростью, как будто мама собиралась у него их отнять.

– Нам, взрослым, надо поговорить, – сказала мама. – Я бы хотела, чтобы дети оставались здесь и смотрели сеть, хорошо?

Мальчишка только посмотрел на нее, как дикий кот, но Кристабель побежала за ней к двери. – Мама, я хочу домой.