Пол Ди Филиппо - Нейтринная гонка

И все же, похоже, с протеобумагой явно что-то случилось. Возник какой-то сбой…

От одной только мысли о катастрофических последствиях, причем мирового масштаба, вызванных неведомым ему дефектом вездесущего материала, по спине Баса забегали мурашки размером с мощную волну разрушительного цунами.

Приняв как данность вероятность того, что его сказочное изобретение способно повести себя непредсказуемым образом, Бас встряхнул газету. В глубине его души теплилась надежда, что подобную аномалию, возможно, удастся исправить самым примитивным механическим способом. Однако газета упрямо продолжала выполнять роль киноэкрана, и Басу ничего не оставалось, как сфокусировать все внимание на фильме, который теперь демонстрировался на экране, что всего пару минут назад был его обычной утренней газетой.

Лист протеобумаги, на котором Бас читал газетные сообщения, имел размеры приблизительно два на три фута. Обладая плотностью и текстурой обычной, «немой» газеты, однако не такой жесткий, как пергамент, этот лист был сложен пополам по вертикали, образуя четыре поверхности — две внешние и две внутренние. Будучи до известной степени старомодным в своих привычках, Бас предпочитал читать газеты на нескольких страницах, что позволяло ему возвращаться назад к прочитанному — для этого достаточно найти глазами предыдущую поверхность газеты. Закончив читать четвертую страницу, Бас возвращался к началу, где автоматически появлялась пятая страница, за которой следовали шестая, седьмая и все следующие.

Однако сейчас на всех без исключения страницах демонстрировалось одно и то же кино с участием некоего квартета весьма деятельных персонажей. Бас перевернул газету вверх ногами, надеясь, что непрошеный фильм исчезнет, однако «вписанные» в газету датчики зафиксировали ее новое пространственное положение, и изображение вернулось на прежнее место.

Бас узнал хитроватое лицо Граучо Маркса, одного из любимых актеров своего отца. На Граучо была какая-то забавная военная форма. «Утиный суп», он самый, подумал Бас. На экране появилась Маргарет Дюмон в образе высокомерной вдовствующей матроны. Несмотря на то что действия актеров Бас знал едва ли не наизусть, диалоги оказались совсем не те, что в оригинальном сценарии.

— Следовательно, — произнес Граучо со знакомой интонацией, которую вмонтированные в протеобумагу микродинамики воспроизвели с идеальным качеством, — юная леди, что вознамерилась посвятить все свое время и таланты богемно-артистической херне, наконец-то соизволила предстать перед нами. Что ж, боюсь, я полностью утратил интерес к дерьму, которое вы побуждали меня посмотреть.

— Ладно, согласна, я тут малость припоздала, — смачно призналась Дюмон. — Но после всех этих «Вуди» вы обещали составить мне компанию и потусоваться с моими корешами.

Поскольку этот гротескный, но осмысленный диалог имел непосредственное отношение к его личной жизни, Бас неожиданно почувствовал легкую тошноту и головокружение. Он едва ли не плашмя положил газету на кухонный столик, прямо на тарелку с яйцами гагарки и жареными листьями подорожника с манговым сиропом. Складка, отделявшая половинки страниц, почти тотчас исчезла, и фильм занял все пространство листа.

Граучо принял забавную позу. Одной рукой он задумчиво потирал подбородок, другую, в которой была сигара, поднес ко лбу.

— Да. Самодовольной гниде вроде меня неинтересны чокнутые ничтожества — актеришки-любители, с которыми ты тусуешься. Что за бредовые идеи! Так что я вынужден сказать тебе «нет» и вернуться к стерильной монашеской жизни.

— Тогда вали отсюда, червяк! Последнее слово все-таки останется за мной! Подожди, время мое придет!

С этими словами Маркс и Дюмон исчезли с экрана. Увы, привычные слова и картинки регулярных утренних выпусков «Бостон глоуб» так и не вернулись назад. Девственно-белый лист протеобумаги упорно отказывался подчиниться командам, которые отдавал ему Бас.

После ряда безуспешных попыток подчинить газету своей воле Бас сдался и с великой неохотой был вынужден признать, что этот лист протеобумаги безнадежно мертв. Сокрушенно вздохнув, он вновь опустился в кресло — увы, происхождение данной диверсии теперь не вызывало у него никаких сомнений.

Черт, и как его тогда угораздило согласиться на встречу с Дагни Уинсом?

Йорка и Аделаиду Эпплбрук постигло грандиозное фиаско: их интернет-компания обанкротилась — событие, ознаменовавшее собой наступление двадцать первого века. Принадлежавшее им предприятие, в которое они вложили все свои кровные плюс несколько миллионов долларов, взятых в долг у родственников, друзей и предпринимателей, готовых рискнуть собственными капиталами ради будущего навара, являло собой интернет-сайт, занимавшийся продажей японской поэзии. За изящным, сделанным со вкусом интерактивным фасадом «Привет, хайку!» не скрывалось ничего, кроме банка картинок в свободном для всех желающих доступе — большей частью изображения дальневосточных пейзажей — плюс в придачу к ним примитивная программа для сочинения стихов. Посетители сайта «Привет, хайку!» набирали ряд прилагательных и существительных, которые программа эта превращала в изысканные японские трехстишия. К этим коротеньким стихотвореньицам подбиралась соответствующая картинка, которая затем по электронной почте отправлялась заказчику. Первоначально сайт предлагал поэтические услуги бесплатно, но в дальнейшем, через год-другой, его создатели рассчитывали получать за это деньги. Предполагаемые доходы, по их мнению, должны были приносить им не менее десяти миллионов долларов в год.

Примитивный сайт и довольно-таки эксцентричный вид предлагаемых услуг служили воплощением надежд и амбиций Эпплбруков по завоеванию рынка.

Тот факт, что в 1999 году, на самом взлете их «коммерческого успеха», они назвали своего новорожденного сына Басе — или Басом — в честь знаменитого мастера жанра хайку, стало еще одним свидетельством их непоколебимой веры в правильности выбранного пути.

Увы, «Привет, хайку!», просуществовав чуть больше года, приказал долго жить, и его создатели были вынуждены пересмотреть свой образ жизни и ее же, жизни, смысл и цели. Из Сиэтла они перебрались в окрестности Медфорда, штат Орегон, где жить было значительно дешевле. Там супруги прикупили небольшой грушевый сад, заплатив за него из скромной, сделанной втихаря от инвесторов заначки. Сами же безутешные, обанкротившиеся инвесторы остались с носом. Эпплбруки поклялись больше никогда не делать ничего такого, что имело хотя бы отдаленное отношение к гипотетической будущей цифровой утопии, дав обязательство вернуться к простой жизни на лоне природы — примерно так же, как два десятка лет до этого поступило поколение хиппи, устав от проповеди всеобщей любви.