Михаэль Драу - Генму

— Пойдём-ка покурим, — генерал встал, мягко отстранив от себя двух молчаливых красавиц.

— А чем тебе тут не нравится? — Мастер Ирон развёл руками.

— Пойдём, пойдём. Поболтаем.

Киборг довольно бережно поднял Ирона с кресла и повёл с собой по белоснежной дорожке.

— Я… Я тотчас уничтожу этого выродка! — сбивчиво обещал Мастер Ирон, когда генерал рассказал ему о своих подозрениях. Точнее, логических выводах. Киборги лучше кого бы то ни было умели мыслить логически.

— Успокойся, Миги, ты что же думаешь, я донесу на тебя? Сдам лучшего друга только потому, что у него не поднялась рука на собственного сына?

Мастер Ирон нервно чиркал зажигалкой и тихонько ругался, потому что никак не удавалось добыть огня. Киборг мягко забрал зажигалку и сам помог другу прикурить.

— Спасибо, — глухо поблагодарил тот, несколько раз глубоко затянулся и буквально рухнул на скамеечку.

— Господи, и кто только выпустил этого уродца с женской половины дома!

— Ну ты же не думал, что его удастся скрывать вечно, — генерал сел рядом и сочувственно похлопал друга по плечу. — Если бы ты жил в столице или хотя бы в Нидрэде, то твоего генму уже давно бы вычислили, уничтожили, да и тебе бы досталось. Он ведь генму?

— Я не знаю, относится ли его отклонение к классу недопустимых, — пальцы Мастера Ирона ощутимо дрожали, тиская сигарету. — Он альбинос. Вопрос об альбиносах постоянно поднимается в генетических комиссиях, ты же знаешь. Их то причисляют к генетическому мусору, генму, или гемам, то снова убирают из списков. В год, когда он родился, альбиносы считались генму. Я должен был его уничтожить. Я должен был обнаружить отклонение ещё на стадии беременности Лилии, но так замотался… Эта Академия, и мосты новые… Чёрт…

Мастер Ирон обхватил лоб ладонью.

— Я не смог бы… Я хотел этого ребёнка. Я люблю его любым. Пусть даже он имел бы более серьёзное отклонение. Пусть даже в нём проявились бы рецессивные признаки изначальной мутации…

Он посмотрел на Шибту, и в глазах его стояли слёзы.

— Это же мой сын… Как можно убить собственное дитя?

Киборг ничего не ответил. Генетические комиссии запрещали киборгам иметь детей: слишком тяжёлые приобретённые хромосомные нарушения ни в коем случае нельзя передавать по наследству. Поэтому подобные сантименты были очень далеки от генерала. Но он счёл нужным снова доверительно похлопать друга по плечу.

— Ты не можешь его больше прятать. И не потому, что я не стану молчать. Нет. Вам обоим стоит перестать жить в постоянном страхе. Сейчас ситуация с альбиносами, включая таких стопроцентных, как Найт, смягчена. Их даже принимают в Академию. Я, конечно, не всемогущ, но кое-чем могу помочь. Тем более по возрасту он как раз подходит.

— Я… я больше никогда его не увижу? — тихо пробормотал Мастер Ирон, меланхолично разглядывая окурок.

— Если захочешь, я могу устроить вашу встречу. Но ты же понимаешь, что генму может здорово подпортить твою репродуктивную репутацию. Ты хочешь, чтобы тебя лишили права на дальнейшую репродукцию и обязали вернуть половину жён в Оазисы? Не говоря уж о весьма немалом штрафе.

Мастер Ирон молчал, глядя на свои руки.

— Разве тебе не будет достаточно того, что твой сын жив и даже неплохо устроился? — нарушил тишину господин Шибта.

Молчание в ответ.

Генерал ещё некоторое время посидел рядом. Закурил. Когда тонкая, как спица, сигарета истлела полностью, он встал. Мастер Ирон подскочил следом.

— Не бойся, — крепкие руки киборга легли на поникшие плечи хозяина города. — Пока я жив, хотя бы в оставшиеся три года мальчику ничто не будет угрожать. Я очень надеюсь, что он воспитан хорошо, не проболтается, кто его отец. Завтра же устрою его в Академию. Правда, мои полномочия распространяются только на Боевое отделение.

Мастер Ирон нервно расхохотался.

— Да какой из него киборг, что ты! Он почти слепой, глуховат, болеет часто, тщедушный, как… как генму! Ха-ха-ха!

Генерал терпеливо дождался окончания этой тщательно контролируемой, сдержанной истерики. Потом крепко обнял друга и похлопал его по спине.

Найт лежал, свернувшись клубочком, на коленях своей матери. Его остренькие плечи чуть дрожали, тонкие ноздри трепетали, словно он пытался надышаться перед смертью.

Мать не спала, всё гладила и гладила мягкой тёплой ладонью шелковистые, похожие на пух, белоснежные волосы сына — болезненного, диковинного уродца, но самого любимого создания на земле. Как бы ни исказили правила и законы нового мира отношение к женщине и отношение женщин к собственным детям, всегда останется то, что не подвластно искусственному порядку вещей. Материнское сердце. Оно тоскливо сжималось и замирало, холодея от неопределённого, неприятного предчувствия.

А когда в увитую шелками и полупрозрачными драпировками общую комнату вошли двое — муж и его гость, женщина горестно взвыла, перебудив половину товарок, прижала к себе затихшего мальчика и закричала:

— Не убивайте его! Он не виноват! Это я виновата, что родила его! Убейте лучше меня!

— Тихо ты, глупая самка! — проговорил Мастер Ирон без злобы, лишь с недовольством. — Никто его не собирается убивать.

— Не убивайте! — словно не слыша никого, завывала Лилия. Найт в ужасе вращал влажными прозрачными глазами, по его белым щекам катились слёзы.

— Всё в порядке, — приблизился к ней генерал. Он взял Найта за руку.

И тут мальчишка, коротко рявкнув, рванулся изо всех сил. И даже стукнул генерала по плечу.

Господин Шибта невольно отпустил его. Потом повернулся к отцу Найта и усмехнулся:

— И ты говоришь, из него не получится киборга? — он снова глянул на мальчика и подмигнул ему. — Ну чего ты ноешь, как самка? Ты уже большой. Давай, вытирай сопли и пошли. Боец.

Лилия ровным счётом ничего не понимала, да и не пыталась. Генерал повёл Найта к выходу. Мальчик оглянулся на пороге.

— Мама… — пробормотал он.

Женщина кинулась в ноги киборгу, заливаясь слезами. Мастер Ирон едва смог её оттащить. Мальчик попытался вырваться, забился, как зверёк, даже начал кусаться, но всё тщетно. Руки, которые перехватили его поперёк туловища и оторвали от матери и от привычной жизни, способны были оторвать и башню у танка.

Найт боролся молча, и лишь когда его запихали в дорогой, начищенный до блеска мувер, истошно, хрипло завопил: «Мамааа!»

Генерал дрогнул. Он успел забыть значение этого слова. И уж точно не мог вспомнить чувств, которые оно вызывало. Но оно что-то надорвало в нём, где-то очень глубоко в душе.

Найт рвался наружу и плакал, пока не получил увесистую затрещину. После чего вдруг осознал неотвратимые изменения, произошедшие в его судьбе, и сел на скрипучем кожаном сидении напротив генерала, робко хлопая тонкими белыми ресницами.