Иван Логинов - Призванный. Возможно, баллада.

Делать здесь больше нечего.

Ладно, дома у нас действительно не имеется, но переночевать, все же есть где.

Двери склада открываются за долю секунды до того, как мы грохаем в них уже занесенным кулаком. Видать, братуха, сидящий у мониторов, отрабатывает реакцию.

Впрочем, встречает он нас уже на полдороге к входу.

– Отстреливаться от погони не надо?

– Вроде нет.

– Тогда отбой. Войсковики свои генеральные наступления, как правило, на утро планируют. Не то чтобы от их потомков можно штурма ждать, но приглядывать все же надо.

Добираемся до отведенного топчана и отключаемся, подтвердив использование в страховом полисе имени с добавленным штрихом.

Братуха опять успевает подняться раньше. Когда, позевывая и натыкаясь на ящики, добредаем до наблюдательного закутка, он, стоя к нам спиной с поднятой кисточкой в руке, оценивает, видимо, только что законченную работу. На оборотной стороне старого пожелтевшего плаката, пришпиленного к стене, поблескивающими свежей акварелью буквами выведено:

ОБЪЯВЛЕНИЕ

Всем жителям городка

Ровно в полдень явиться на плацевое поле

для рытья братской могилы у постамента

Лопаты приносить с собой

– Думаешь, придут? – спрашиваем с сомнением.

– Половина, как минимум. Гены. Кадровая память предков. У них до сих пор, чей прадед старше по званию, тот и прав.

– Постараюсь не пропустить. То еще, наверное, зрелище будет. Когда вывешивать собираешься?

– Ближе к ночи. Спектакль, следовательно, завтра. А твои успехи как, нашел? – он поворачивается к нам.

– Булавку, как ты изволил выразиться, да, а вот сам он исчез. Забил аспида, коварно прикинувшегося дохлым, и направил босые стопы в родное племя. Кажется, навсегда, потому как изгнание на этом закончилось. Если я, конечно, правильно подобрал слова. Мыслит он не понятиями, а все больше ощущениями.

– А ты мысли умеешь читать?

– Не совсем, просто иногда чувствую чье-нибудь внутреннее состояние.

– Так ты его видел?

– Нет. Только околевшего гадюшонка с воткнутой им в череп булавкой.

– Значит, на расстоянии чувствуешь?

– Получается, что и так могу.

– Ну ты прям великий гарпунщик.

– Какой еще гарпунщик?

– Тот, что за белым китом гонялся.

– Ты про капитана Ахава? Он-то здесь причем?

– Да в том-то и соль неморская. Ходил тут у нас по казарме самодельный фикшн. Сам я, правда, не читал, но вроде, загарпунив Дикого Мобю, он какого-то другого монстра выслеживать принялся, уже в наших краях.

– А разве кит его не утащил в бездну?

– Да то очередная легенда прикрытия, чтоб не привлекать лишнего внимания. А вообще-то, он был специалистом по врагам рода человеческого. И появление очередного главного гада каждый раз чуял издалека и задолго. Заранее перебирался в место, откуда исходила деформация длинных линий, и тщательно готовился к встрече.

– С гарпуном в засаде, говоришь?

– Смеяться в том рассказе можно от начала и до конца, но вот с оружием у него был полный порядок. Целый арсенал, от баллисты до стилета, и все из серебра.

– А кто автор шедевра?

– Да замполитова дочка, из средних. По всем журналам рассылала, но, кажется, ни в одном не решились печатать.

– А чего ее на писания потянуло?

– Мамаша ее на культуре была сильно задвинута. Клубом здешним заведовала. Замполит по долгу службы зашел как-то ознакомиться с последней передовицей и не заметил, как зачитался. Кончилось скандалом и женитьбой. Наплодили они потом кучу дочерей. И всех требовалось пристроить. Вот и появилась тут библиотека, литературный кружок, армейская балетная студия, арт-ателье да краеведческий музей под руководством младшенькой, замполитовой любимицы. Первогодков в рамках воспитательной работы выстраивали цепью и посылали прочесывать окрестности. И чтоб каждый непременно чего-нибудь принес: урыльник из урочища, трилобита из карьера или хотя бы необычный минерал. Хренологический дневник при музее издавался. Про погоду, природу, народные приметы, обычаи и местные поверья. Там и были сведения, на основе которых средняя создала позже свою историю про гарпунщика, неотступно блюдущего линии.

– А как бы его полистать, дневник-то этот?

– Музей в клубе помещался. Можно пошарить. Но вряд ли там что осталось. Прапор, когда еще горючка имелась, всему их семейству целый камаз сундуков привез с монастырской мебельной фабрики. Чего дочери оттуда не забрали, сам потом подчистил. Попробуй выспросить у Плешивого. Он из замполитова клана, той ветви, что от балетной студии тянется. Она более других похожа на непрерывную. Но поскольку сына основатель не сумел зародить и происхождение тоже приходится вести от внука, право на главенство рода постоянно у них оспаривается. Но, по-любому, он должен быть в курсе.

Итак, с кого начинать поиски, установлено. И с именем мы угадали.

На выходе из склада сворачиваем налево. Отдаем честь старикану, стерегущему ворота в миссию. Тот выпячивает губу и демонстрирует профиль. Еще раз сворачиваем налево. У закрытой двери амбулатории стоит бабуся в платочке и читает вслух табличку:

– Се-го-дня при-ем в по-сел-ке.

– Пойдешь проверять? – спрашиваем.

– Зачем? Когда его из миси турнут, первым делом принимать он здесь будет.

– А думаешь, турнут?

– Конечно. Он же зверье это всякое с детства на дух не переносит. Со дня на день жду, что сорвется. Дедок вон мой на прошлой неделе пошел в сарай к кабанчику, так вместо того, чтоб, как обычно, почистить, навернул его подборкой по голове, потом еще с полчаса по огородам гонялся. Назад пускать отказался наотрез. Не могу, грит, больше на этого засранца смотреть. Пришлось продавать. А всего-то три месяца терпел, не три года.

– Да, похоже на предвещающий знак.

– Перст судьбы, помяни мое слово.

– Ладно, помяну. А пока скажи-ка, не попадался ли тебе на глаза Плешивый?

– Попадался, – подтверждает бабуся, – с гроссбухом подмышкой и карандашом за ухом. В сторону поселка направился. Видимо, чтобы текущий баланс услов с Харей улегулировать.

– Урегулировать, – поправляем автоматически.

– Урегурировать? – недоверчиво переспрашивает она.

Машем рукой. Все равно этому слову в правильном виде не прижиться.

Пересекаем центральную аллею, минуем клуб, проходим гаражи и огибаем по краю общий погост.

Из окошка первого домика деревенского проулка выглядывает скорнячиха.

– Догнал дурачка-то вчера? – любопытствует она.

– Не удалось, – вздыхаем мы.

– Ну, теперь придется дня три назад ждать.

– На этот раз он, кажется, совсем ушел. Вернулся в родное стойбище. От мужа в свое время не доводилось слышать о племени охотников в здешних лесах?

– Да все, кто в окрестностях промышлял, тут и жили, в городке да поселке. Охотились, пока ружья не развалились и порох не кончился.