Виталий Пищенко - Укус скорпиона

— А ты постарайся, чтобы тебя в «виртале» не угробили, и все будет в порядке. Ладно, переодевайся и не забудь надеть шлем и панцирь. Мы как-никак конкистадоры, что в переводе с испанского означает «завоеватели». Ну а если серьезно, вся эта мишура нам не понадобится. В этой игре задействованы одни графобы, кроме нас, попасть в нее никто не может. Заберем шлемы и смоемся.

— Зачем же вся эта дребедень? — тряхнул я тяжеленным ружьем. —Ладно, не имея шлема, в обычную игру без экипировки не попадешь, но ты же говоришь, что здесь особый случай.

— Для маскировки, — ухмыльнулся Бруно. — Или ты хочешь, чтобы окружающие обратили внимание на двух придурков, собирающихся играть в неподобающем одеянии?

Однако все сразу пошло наперекосяк. В мире «Конкистадора» двигались войска, дымились костры, стлались за всадниками шлейфы пыли…

— Что за ерунда? — недоумевал Бруно. — Рэйверов, кроме нас, здесь нет, кто же дал команду на начало игры?

— Может, кто-нибудь из наших тоже потерял шлем и опередил нас? — уныло предположил я.

— Маловероятно… Однако хочешь не хочешь, а чтобы найти шлемы, придется включаться в охоту за золотом инков.

— Всю жизнь только об этом и мечтал! — вздохнул я. …Перед нами простирался странный город. Глиняные хижины, крытые соломой, соседствовали с дивными домами, сложенными из плотно подогнанных каменных глыб. Большую треугольную площадь окружали просторные, хотя и приземистые строения, похожие на современные казармы. Чуть поодаль на холме застыла каменная крепость, а дальше — еще одна, обнесенная тремя рядами высоких стен.

— Кахамарка, — сказал Писарро. — Вот мы и достигли цели. Атауалыта со своими воинами рядом. Завтра будет великий день, да благослови нас Господь!

С этими словами сто пятьдесят конкистадоров вошли в «город морозов», как переводилось с индейского слово «кахамарка». Мы с Бруно ехали на мускулистых жеребцах почти в самом конце кавалькады. За нами шли пешие солдаты. А еще дальше — лошади, тащившие за собой пушки и дрожавшие от напряжения.

— Улицы пусты, — хмуро сказал Бруно. — Никто не встречает Франциско Писарро и его головорезов, к которым мы нынче с тобой имеем честь принадлежать.

— Да ладно тебе, — сказал я. — Берешь все так близко к сердцу, будто это происходит в реальности и ты пришел превратить в прах целую цивилизацию.

— Спешиться! — пронеслось над нами, едва мы въехали на площадь. — Выставить сторожевые посты.

Забряцало оружие, заржали кони, предчувствуя долгожданный отдых.

— Де Сото к Писарро! — вновь разнеслось над площадью. Мы принялись расседлывать коней, но не успели. Де Сото вернулся.

— Пятнадцать человек со мной! — выкрикнул он. — Надо проведать Верховного инку. — И он смачно сплюнул себе под ноги.

Снова мы были в седле. Признаться, своего зада я уже не чувствовал, хотя прошло не более трех часов, как мы оказались среди испанского воинства, покинув экипировочный сегмент. Утомленные кони недовольно ржали, но все же слушались ударов шпор, и вскоре малочисленный отряд, выбравшись из города, оказался на дороге, ведущей к горам, где был разбит военный лагерь инков. И тут наш отряд догнал брат Писарро Эрнандо с двадцатью солдатами.

— Что случилось? — спросил де Сото.

— Франциско решил укрепить посольство, — улыбнулся Эрнандо. — Мало ли что придет на ум этим варварам.

— Мудрое решение, — кивнул де Сото, прекрасно понимая, что теперь отрядом командует не он, а значит, Франциско в который раз выказывает ему свое недоверие.

— Я имею не меньше прав получить лучший кусок при дележе добычи, чем эти чертовы братья, — пробормотал де Сото. — Нет же, они забирают себе самое лучшее и ценное. Да и слава покорителей Нового Света будет принадлежать не мне, а им. Разве это справедливо?

Но в этот миг впереди показалась река, а за нею — тысячи и тысячи перуанских воинов, выстроившихся в боевые порядки. У меня даже дух захватило от этого величественного зрелища.

«Ну, программисты, ну, молодцы, — подумал я. — Постарались. Впечатляет».

— Вперед! — крикнул Эрнандо. — Мы почти у цели!

И мы на полном скаку влетели в реку, хотя рядом был мост.

— Бр-р-р, — я заклацал зубами, — они что, сдурели? К чему нам холодные ванны?

— Писарро боится, что на мосту ему могут устроить ловушку, — пояснил Бруно. — А вообще программисты, видимо, решили ни на шаг не отходить в сторону от реально происходивших почти полтысячелетия назад событий.

— Чтоб их… — собрался выругаться я, но тут же с облегчением увидел, что мой конь почти выбрался на противоположный берег.

Как ни странно, нашему продвижению никто не препятствовал. Воины Верховного инки даже не тронулись с места. Наоборот, один из индейцев показал Эрнандо Писарро, где находится резиденция Атауальпы — дворец с множеством колонн и каменным бассейном, куда по трубам стекала горячая и холодная вода из источников. Возле дворца был разбит большой сад, окутанный дымкой из-за небольших гейзеров, то тут, то там выбрасывавших в воздух клубы пара.

Когда наш отряд подъехал ближе, мы увидели толпу людей в необычных одеждах. Это были приближенные правителя. Сам же Атауальпа сидел в кресле, украшенном драгоценными камнями и золотыми пластинами. Он был не молод, но и стариком его нельзя было назвать. Высокий, широкоплечий, крепкого телосложения, с умными спокойными глазами — он всем своим видом олицетворял могущество и величие империи инков.

Наш отряд остановился неподалеку от дворца. Спешившись, мы остались возле лошадей, а Писарро и де Сото вместе с тремя солдатами приблизились к Атауальпе, так и не покидая седел.

— Видишь золотой шлем на голове Верховного инки? — толкнул меня в бок Бруно.

— Ну?

— Это и есть наша цель. У меня отвисла челюсть.

— А как мы его заберем?

— Узнаешь. Но никого из наших здесь нет. Кто же дал команду на начало игры? Непонятно… — проговорил Бруно, наблюдая, как Эрнандо приблизился почти вплотную к Верховному инке и, склонившись в низком поклоне, сказал:

— Я — посланник моего брата, главнокомандующего войсками великой Испании. Мы пришли в вашу страну с миром и хотим помочь в борьбе против ваших врагов. Главнокомандующий просит узнать, не хочет ли предводитель инков прибыть в Кахамарку, чтобы лично убедиться в дружественных намерениях испанцев.

Атауальпа молчал, ни один мускул не дрогнул на его лице, ни одним жестом он не показал своего отношения к тому, что сказал Писарро, хотя переводчик, взятый специально для этого случая в перуанский лагерь, перевел речь испанца слово в слово.

Пауза затягивалась. Конкистадоры начали нервничать. Писарро, видимо, тоже, потому что, не выдержав, сказал:

— Мы ждем твоего решения, или ты уже забыл о нас?