Дебра Дриза - Мила 2.0

Я не хотела оставаться одна.

Шаги зазвучали в длинном коридоре, ведущем к моей комнате, гораздо раньше, чем я ожидала. Неровная походка Лукаса и обычные шаги еще двоих.

Я резко села. Это хорошо? Плохо? Без разницы? Вряд ли Лукас мог так быстро проанализировать данные по последнему испытанию. А если он уже закончил… то что это значило?

Зажужжав, дверь отъехала в сторону, и на пороге возник высокий силуэт Лукаса. Теперь его рубашка была не только помята в том месте, где я в нее вцепилась, но и уголки его воротника торчали вверх, как будто он нервно теребил их. Но, несмотря на это, его лицо ничего не выражало. В его светлых глазах не было ни следа беспокойства, ни намека на какие-то эмоции.

— Генерал Холланд ждет, — сказал он, чеканя каждый слог. Прежний Лукас, тот, который извинялся за карту памяти, который обращался со мной как с настоящей девушкой, пропал бесследно. Исчез, когда я сломалась и перегорела.

Холланд. Меня ждал Холланд. Я была не готова с ним встретиться. К этому невозможно было быть готовой.

— Ты закончил отчет?

Он пожал плечами, глядя в стену за моей койкой.

С трудом встав, я приказала себе идти. Ноги казались неподъемными, как будто мои ступни превратились в камень.

Лукас как-то странно отдалился, вел себя холодно. Не то чтобы это имело значение.

У меня были более насущные заботы.

Например, как выжить.

Наш марш-бросок по коридору был одновременно мучительно долгим и нестерпимо быстрым. Мысль о том, что эти сырые голые стены могут оказаться одним из последних мест, которые я увижу, наполняла меня непреодолимым унынием — было удивительно, что я вообще как-то переставляю ноги.

Шагая следом за Лукасом, я вспоминала документалку, которую мы смотрели на уроке обществознания, о заключенных, приговоренных к смертной казни. Интересно, они себя так же чувствовали, когда их вели на казнь? Знали, что в конце пути их ждет смерть, и при этом все равно краешком сознания цеплялись за надежду, что в последнюю минуту их помилуют и они смогут еще пожить?

К несчастью, Холланд не был похож на человека, способного кого-то помиловать.

Широкая металлическая дверь, к которой подвел нас Лукас, была мне знакома. Слишком хорошо знакома. Я стояла неподвижно, глядя, как он производит необходимые манипуляции с ватной палочкой и набирает код. Лукас медлил целых две секунды, прежде чем нажать последнюю кнопку. Дверь, зажужжав, открылась.

Я в оцепенении застряла на пороге, и блондин пнул меня ботинком под колено.

Я оказалась внутри мастерской.

Если бы надежда была предметом, она была бы сетью, решила я, делая еще один маленький шаг вперед. Прочной рыболовной сетью. Которая должна спасти тебя, если ты сорвешься и упадешь. Но, когда ты ждешь, что твое тело вот-вот влетит в нее и радостно спружинит, кто-то приходит и распарывает сеть прямо под тобой.

И все, что ты слышишь, пролетая сквозь зияющую дыру, это звук рвущейся сети.

Для меня, например, таким роковым звуком стало гудение. Его издавала стоявшая в комнате машина, та, с помощью которой Лукас меня ремонтировал.

Та, которую, по его словам, они использовали для ликвидации таких, как я.

Лукас повернулся направо — там, перед большим компьютерным монитором на столе, стояли Холланд и Номер Три. Холланд, с его посеребренными сединой волосами и заложенными за спину руками… и мой двойник. Пугающе похожая на меня исправленная версия, которая была одновременно лучше и хуже своей предшественницы — смотря кого спросить.

Номер Три заметила нас и поприветствовала той кошмарно знакомой улыбкой, из-за которой мне хотелось перестать улыбаться раз и навсегда. Но не Холланд. Он не мог не услышать, что мы вошли, но не обернулся. Мелочная демонстрация власти и совершенно ненужное напоминание о своем высоком статусе.

Лукас откашлялся.

— Генерал Холланд? Я привел Ми… Номер Два, — поправился он все тем же угнетающе бесстрастным тоном.

Холланд молчал одну, три, пять секунд, заставляя нас ждать. Тревога скручивала мои внутренности в тугой комок. Потом он произнес: «Отключить питание», — и экран перед ним погас.

Он повернулся кругом, и Номер Три плавно повторила его движение.

Вдруг он громко расхохотался и хлопнул себя по бедру. Его рука была еще более морщинистой, чем лицо, и от старости покрылась пятнами, но была безупречно чистой, с аккуратно остриженными ногтями. Внешность много для него значила.

Внешность, но не чужие жизни. По крайней мере, не моя и не мамина.

Стоящая рядом с ним Номер Три неуверенно улыбнулась. Потом она посмотрела на меня, и ее улыбка расширилась, как будто она предлагала мне присоединиться.

Я вздрогнула и отвернулась, ощущая, насколько это странно — испытывать отвращение при виде собственного лица. Когда я смотрела на Номер Три, я видела не девушку-подростка. В ее глазах я видела отражение собственного внутреннего уродства, собственной ненормальности.

Из нас четверых только Лукас сохранил нейтральное выражение лица.

— Сэр, вы успели прочесть рапорт, который я вам прислал?

— Успел. Тебе есть что добавить?

Холланд пристально посмотрел на Лукаса, приподняв серебристую бровь. Один из солдат позади нас кашлянул.

Наконец ледяная маска на лице Лукаса начала трескаться. Он бросил взгляд на меня, и я увидела неуверенность в его золотистых глазах. Парень перенес вес на здоровую ногу, его грудь поднялась и опустилась, а потом он ответил:

— Нет, сэр.

— Как бы то ни было… я прочел твой отчет. — Холланд покачал головой, и вдруг его глаза сузились. — Что за бред собачий вам рассказывают в этих институтах? Я просил обзор того, как система эмоциональных реакций Номер Два повлияла на ее эффективность в ходе испытаний, а не рассказ об ее — как ты это назвал? — «изобретательности».

Левая рука Лукаса дрогнула, но сам он продолжал стоять совершенно неподвижно.

— Но сэр…

Холланд ударил ладонью по столу, и от неожиданного резкого звука солдаты подскочили, вытянувшись в струнку, а я вздрогнула.

— Молчать, я не закончил. Твой отец вечно делал вам поблажки. Я не раз говорил Джоанне, что он не способен воспитать настоящих мужиков, но она не слушала. И смотри, что получилось. Одного сынка пришлось спасать от позорного увольнения за недостойное поведение, а другой оказался… — Его презрительный взгляд скользнул по Лукасу и остановился на его больной ноге, так что договаривать не понадобилось — все и так поняли, о чем речь.

«Никчемным».

Джоанна — это мама Лукаса? И ради спасения брата от позора Лукас позволил Холланду втянуть себя в этот кошмар?

Я почувствовала, что Лукас напрягся, заметила, как он сжал губы и судорожно согнул пальцы.