Алексей Федоров - Зеркала Арона. Посвященный

«О чем будет разговор? Почему они сомневаются? И не станет ли провал последним моментом моей жизни? Ведь то состояние, в котором находятся “сервера”, жизнью назвать нельзя…»

Королевский дворец был огромен. В приемной гвардейцы оставили Марка на попечение секретаря – мужчины почтенного возраста в овальных очках. В приемной висели зеркала разных форм, однако ни одно из них не было качеством выше безупречного.

«Что бы это значило? Король не может себе позволить лучшее зеркало? Сомневаюсь… Быть может, они ему просто не нужны?»

Дверь королевского кабинета открылась. Оттуда вышла девушка в платье фисташкового цвета. В отражении над ее головой мелькнуло что-то желтого цвета. Марк хотел рассмотреть ее через зеркала, но секретарь приказал входить.

Кабинет не походил на рабочее место. Кровать, камин, несколько кресел, огромное зашторенное окно. Люстра, украшенная сотнями кусочков камней маны, мягко освещала помещение. Король выглядел обычным человеком реального мира, на которого натянули маскарадный костюм.

- Итак, Марк. Вы хотите работать на нас?

- На вас?

- Объект. Работать на объекте. Так лучше?

- Разница не принципиальна на мой взгляд. Я просто хотел уточнить, кто именно главный.

- Главный? – король вздохнул. – Главный – это государство. Не кто-то отдельно, а в целом. Проект проверяют и перепроверяют. За проверяющими тоже следят. Им задают каверзные вопросы, чтобы они не чувствовали себя слишком свободно. Все следят за всеми. Что вы знаете про объект?

- Он в столице, и обеспечивает существование игры.

- Немного, – поджал губы король. – А для чего существует игра, вы в курсе?

- Нет.

- Тогда я предлагаю вам следующее. Примерьте на себя роль барона Варр. Хозяйку поместья убили, место вакантно.

- Зачем?

- Это самое безопасное для вас предложение. Посидите в замке, покомандуете игроками. Сплошное удовольствие. А когда все закончится, спокойно вернетесь к обычной жизни. Ну, как?

- Мне говорили - есть пара вакансий? Или вторая тоже предполагает отыгрыш за кого-то из местных?

- Нет, вторая сопряжена с некоторой опасностью. Поэтому, я не хотел бы о ней говорить вот так сразу.

- А жизнь неигрового персонажа? Они ведь умирают насовсем?

- В игре нельзя умереть “насовсем”. Их сознания погружаются в глубочайший сон. Если такое случится… это как моргнуть, но открыв глаза увидеть, что прошло больше времени, чем несколько мгновений.

- Я не хочу терять часть своей жизни на мо́ргание.

- Вы ничего не потеряете, ведь… хмм… так дело не пойдет. Я не могу объяснить, не рассказав всего, а вы не хотите принимать мои слова на веру, ведь так? Ладно, придется вас просветить немного.

Король несколько секунд смотрел в никуда.

- Тридцать лет назад, я работал в одной из малых лабораторий очень большого НИИ. Нам поручили проект фантастический, почти невозможный. Потому средств на исследование выделялось мало, и руководящие должности занимали сотрудники без больших стремлений. Они проводили работы спустя рукава, никто не ожидал значительных результатов в ближайшие несколько веков, а то и позже... Тем больше было удивление, когда мы их получили.

Мы изучали процесс анабиоза. Сложные связи организма разрушались, подопытные умирали. Нам даже до мышей было далеко… Естественно молодой специалист, которым я тогда был, бредил великими открытиями. Меня манили вещи сложные, но хотя бы достижимые. Потому в свободное время я занимался работой не связанной с анабиозом. Я изучал кубиты, искал возможность их наблюдения. Я мечтал создать управляемый механизм их стабилизации. Разумеется, я не надеялся, что это получится, но сами исследования должны были стать пропуском в более серьезные лаборатории.

Мне помогал… ладно, обойдемся без имен. Скажем так, один из старших сотрудников нашей лаборатории был достаточно умен, чтобы снискать себе славу гения. К сожалению, он верил в существование торсионных полей, и что совсем уж плохо – считал, что область их взаимодействия может быть описана, как отдельная совокупность измерений - торсионное пространство. Мысль о многомерности вселенной, в некотором роде удобна – отличный способ прикрыть ошибки теорий и экспериментов, а заодно выбить новое финансирование. Да уж, многое в науке допустимо, но рассуждения о торсионном пространстве ему не простили – сослали в нашу лабораторию. На время.

Тем не менее, он был очень умен. О таком наставнике я мог только мечтать, с ним мы провели далеко не один эксперимент. Однако, от нас требовали если не работать в направлении изучения анабиоза человека, то хотя бы маскировать свою деятельность. Так или иначе, однажды мы обнаружили, что создали нечто совершенно удивительное. Это был не анабиоз – мы создали стазис. Причем, что удивительно, он действовал исключительно на биологические системы, да и то не на все. Мышь погружалась в стазис, а вот червь – нет. Прошел год, прежде чем нам разрешили провести эксперимент на человеке. Он оказался почти удачным.

Мы погрузили подопытного в стазис на сутки. Когда вывели его из стазис–поля, он был на грани помешательства. Оказалось, он все это время был в сознании. Один в непроглядной тьме. Эти сутки сильно его изменили. Почему он не прекратил мыслить? Мы не могли понять, ведь все биологические процессы были остановлены. Мы искали способ подавить любую активность, хотя мой коллега и смеялся над этим. Он искренне верил, что сознание переходит в торсионное пространство, что сама наша личность зарождается именно там. На него косились, но терпели. А вот когда нам таки удалось изменить настройки генератора, и добиться таки полного подавления процессов мышления… он не выдержал насмешек – покончил с собой. Мы презирали его слабость, но стоило позавидовать. Ведь ему повезло избежать нашей судьбы…

Мы продолжали исследования. Открытие тысячелетия дразнило нас, манило своей близостью. В одном из опытов мы одновременно погрузили в стазис две группы: одна – с подавлением мышления, другая – без. Представь наше удивление, когда вторая группа начала утверждать, что вместо темноты они видели разные картины, образы. И у всех – одни и те же. Мы выяснили, что эти образы порождались первой группой. Их страхи, мечты, надежды… они принимали зримый образ в той темноте. Мы подавили сознательное мышление, но они все равно видели сны.

Штат сотрудников, изучавший биостазис, уже был немал, а затем разросся в несколько раз. Выведывание секретов, построение устойчивых мнемоструктур в пространстве мнимого восприятия, обратное влияние на сознание - много чего хотели добиться… В конце концов, некий умник решил поместить в пространство мнимого восприятия какого-то сумасшедшего, считающего себя магом. Мы смеялись, но результат был получен.