Майкл Гаррисон - Свет

— Элис? — произнес Кэрни.

Элис Спрэйк издала звук, похожий на «йо-йо, йо-йо».

Кэрни зажал рот рукой и осмелился продвинуться чуть дальше в комнату.

— Элис? Что тут случилось?

Она посмотрела на него пустыми глазами, потом опустила взгляд на себя, затем снова сосредоточилась на картине и принялась с отсутствующим видом мастурбировать, запустив пальцы в промежность.

— Иисусе! — вымолвил Кэрни.

Он снова глянул на Спрэйка. Спрэйк сжимал в одной руке старый электрический чайник, а другой держал брошюру Йейтса «Hodos Chameleontos». [42] «Hodos Chameleontos» — «Путь Хамелеона» (лат.) , автобиографический труд Уильяма Йейтса. Мгновением раньше, вероятно, он держал руки воздетыми кверху, имитируя иератический жест фигуры на карте Таро. На полу перед телом Спрэйка валялись предметы, которые упали с его колен в миг смерти. Морские раковины, череп маленького животного, сербские цыганские украшения, принадлежавшие его матери. Было похоже, что в комнате должно было произойти какое-то событие. И, несмотря на окончательность всего, что уже случилось, это событие еще могло произойти.

Элис Спрэйк проговорила:

— Он был хорошим мальчиком.

Она громко застонала. Заскрипели и смолкли продавленные пружины дивана. Спустя миг она встала и одернула юбку, прикрыв бедра. Кэрни прикинул, что в ней футов шесть росту, если не больше. Ее физические размеры заставляли его робеть, и она это знала. От нее исходил густой сексуальный дух.

— Майки, я с этим разберусь, — сказала она. — Но ты должен уйти.

— Я пришел за помощью.

Элис его заявление не тронуло.

— Это ты виноват, что он таким стал. Он свихнулся, когда тебя встретил. А ему ведь были суждены чудесные свершения.

Кэрни уставился на нее.

— Спрэйк? — недоверчиво спросил он. — Ты про Спрэйка говоришь?

Он не удержался от смеха.

— В день, когда мы встретились, Спрэйк бродяжничал по железнодорожным вагонам. Он себе татуировки ручкой «Бик» делал .

Элис Спрэйк выпрямилась.

— Он был одним из пяти самых могущественных волшебников Лондона, [43] В этом качестве Спрэйк появляется и в двух ранних рассказах Гаррисона: «The Incalling» (1978) и «Великий бог Пан» (1988); последний был затем переписан в роман «The Course of the Heart» (1991), но там имя Спрэйка изменено на Йексли (Yaxley). — спокойно сказала она. И, подумав, добавила: — Мне ведомо, чего ты страшишься. Если ты не уйдешь сейчас же, я напущу его на тебя.

— Нет! — вскрикнул Кэрни.

Он понятия не имел, на что способна Элис. Он постоял, панически переводя взгляд с нее на мертвеца и обратно, затем выбежал из комнаты, ссыпался вниз по лестнице и вылетел на улицу.

Когда он осмелился вернуться домой, Анна спала. Она закуталась в одеяло по самую макушку. Повсюду торчали новые записки. «Проблемы других — это их собственные проблемы, — пыталась напомнить она себе. — Ты не отвечаешь за чужие проблемы» .

Кэрни тихо прошел в дальнюю комнату и принялся в темноте опорожнять содержимое ящичков стеллажа, сгребая одежду, книги, колоды карт и личные вещи в сумку с логотипом «Марин». Комната выходила в центральный дворик жилого блока. Вскорости послышались голоса с одного из нижних этажей. Словно бы мужчина и женщина спорят, но слов не разобрать, лишь общее ощущение потери и угрозы. Он встал с колен и задернул занавески. Голоса продолжали просачиваться внутрь. Сложив в сумку все, что хотел, он попытался ее застегнуть. Замок заклинивало. Он опустил взгляд. Сумка и все предметы, в нее сложенные, покрылись равномерно плотным мягким слоем пыли. Он с такой ясностью почувствовал, как жизнь утекает впустую, что снова впал в ужас. В соседней комнате проснулась Анна.

— Майкл? — позвала она. — Это ты? Это ведь ты, правда?

— Иди спать, — посоветовал Кэрни. — Я просто за кое-какими вещами зашел.

Пауза. Анна переваривала услышанное. Потом сказала:

— Я тебе чаю заварю. Я как раз собиралась чаю заварить, но уснула. От усталости отрубилась без задних ног.

— Не нужно, — сказал он.

Он услышал скрип кровати: она поднялась. Вошла, потянулась на пороге, зевнула и потерла лицо руками; она была в длинной хлопковой ночнушке.

— Ты что делаешь? — спросила она. И наверное, унюхала засохшую на куртке блевотину, потому что добавила: — Ты болен?

Внезапно зажегся свет. Кэрни зачем-то дернулся прикрыть сумку. Они стояли, моргая друг на друга.

— Ты уходишь.

— Анна, — сказал Кэрни, — так будет лучше.

— Да как ты смеешь так говорить, черт бы тебя побрал! — завизжала она. — Как ты смеешь даже заикаться, что так-де будет лучше?

Кэрни начал было отвечать, но замолк и пожал плечами.

— Я думала, ты решил остаться! Вчера ты говорил, что все в порядке, ты же сказал, что все хорошо!

— Мы же трахались, Анна. Все было хорошо, как я и сказал.

— Знаю. Знаю. Все было хорошо.

— Я имел в виду, что мне приятно было тебя трахать, и все, — проговорил он. — И это все, что я имел в виду.

Она сползла на пол в дверном проеме и села, подтянув колени к подбородку.

— Ты заставил меня поверить, что останешся.

— Ты сама в это поверила, — попытался убедить ее Кэрни.

Она сердито уставилась на него.

— Ты тоже этого хотел, — настойчиво ответила она. — Ты практически вслух это сказал. — Всхлипнув, она вытерла слезы тыльной стороной ладони. — Ну ладно, — сказала она. — Мужчины всегда такие идиоты, такие пугливые. — Она неожиданно вздрогнула. — Разве тут не холодно? Ой, я уже совсем проснулась. Ты бы хоть чаю выпил. Это и минутки не займет.

Это заняло больше времени. Анна суетилась. Спросила, достаточно ли ему молока. Стала умываться, потом бросила. Оставила Кэрни допивать чай, сама пошла в ванную и включила воду. Потом он услышал, как она возится где-то в глубине квартиры. Открывались и захлопывались ящики.

— Я Тима недавно видела, — крикнула она. Намек был таким прозрачным, что Кэрни не потрудился ответить. — Он о тебе вспоминал.

Кэрни стоял на кухне, оглядывая утварь на полках и потягивая слабый «Эрл Грей». Он не выпускал из рук сумку, чувствуя, что если поставит ее на пол, то ослабит свою позицию. То и дело откуда-то из ствола мозга по телу расходились волны тревоги, словно некая очень древняя часть его организма способна была учуять Шрэндер задолго до того, как сам Кэрни услышит или увидит ее.

— Я пойду, — сказал он. — Анна?

Он вылил остатки чая в раковину. Подойдя к двери, он увидел, что Анна уже там и загораживает ему путь. Она оделась по-выходному — длинный кардиган с пояском и юбка якобы от Версаче — и у ног держала сумку. Она увидела, что его взгляд упал туда.

— Если ты уходишь, я тоже могу уйти, — вспылила она.

Кэрни пожал плечами и потянулся, нащупывая за ее спиной ручку йельского замка.