Александр Тюрин - Дело чести, или Счастливый день на Марсе

– Расстояние до «Натаниэла Йорка» сорок две марсианские мили, – сообщил бортовой гипер, вернее одна из его коммуникационных подсистем. – Скорость ветра незначительная, температура воздуха минус десять, выходы газогидрата не зафиксированы. Дюнное поле состоит из ориентированных с востока на запад продольных дюн с симметричными склонами и средней шириной в милю. Все так спокойно, что можно сыграть в скрэббл. Я достойный противник, капитан Уайт, как-никак искусственный интеллект уровня «доктор философии». Если вы не хотите напрягаться, то я просто могу развлечь вас. Вот свежий русский анекдот. Выходит Колобок из бани и говорит…

– Гипер, я не знаю, кто такой Колобок. И вообще не надо ни развлекать меня, ни играть со мной.

На самом деле капитан Уайт знал, кто такой Колобок, но он ненавидел компьютеры с назойливым интерфейсом.

Все показатели, сообщенные гипером, дублировались на нижнем подшлемном дисплее. На верхнем отображались результаты глобального позиционирования на марсокарте. На центральном прозрачном дисплее, что напылен мономолекулярным слоем на стекло шлема, выдавалась «расширенная реальность». Она накладывалась на обычную реальность указателями расстояний, скоростей, азимутов, всплывающими подсказками и комментариями…

Ты конечно силен играть в скрэббл, подумал капитан Уайт о гипере, а также в тысячу и одну другую игру. Но на Марсе не бывает все спокойно, и тебе это не понять, железяка хренова, пока ты не попадешь в переделку. Это дюнное поле напоминает рельеф Восточной Сахары, где кумулятивный заряд прошил броню моего танка и сжег трех членов моего экипажа, всех, кроме меня… И какому только умнику из Хьюстона пришло в голову дать челночному кораблю имя собственное «Натаниэл Йорк»? Несчастливое имя. Действующее на нервы. По крайней мере капитану экспедиции.

Трое остальных членов экипажа «Натаниэла Йорка», узкоглазые амеразианцы, выдрессированные на киберсимуляторах и заряженные нейромышечными активизаторами, вряд ли знакомы с классической литературой. От них требуется только одно – оправдать вложенные деньги. Найти выход для цивилизации, сильно вывалянной в дерьме и крови. Может быть, это последняя попытка.

Позади семь лет джихада и контр-джихада, беспредельного террора и всеобъемлющего контр-террора, масштабных наводнений и лихорадочного выращивания дамб из металлорганики, подкрепленного фармакологией разврата и программируемого фанатизма, кибернаркомании и неолуддизма, сетевой анархии и антисетевого террора, феодализации и элементарной нехватки дешевого бензина.

И вдруг наступило краткое затишье: все как будто немного приустали от глупости и устремили осоловевшие глаза в небо, на красную звезду. Сплотимся во имя…

Сплотились. Ну и что в итоге? Четыре марсианские экспедиции. Результаты их работы оцениваются оптимистами как «неудача», пессимистами как «катастрофа». Восемь погибших астронавтов, куча дорогостоящей испорченной техники, в средних и экваториальных широтах не найдено никаких поверхностных запасов льда и серьезных источников энергии.

В случае провала эта экспедиция окажется последней. В Нью-Йорке и Пекине с бронзовых барельефов будут смотреть тусклые лица погибших героев-астронавтов, вымазанные собачьим калом.

А если, напротив, экспедиция окажется успешной. Тогда потекут полноводной рекой инвестиции, изголодавшиеся по делу миллионеры вылезут из своих комфортабельных щелей и начнут вкладывать деньги в четвертую планету. Следующее поколение людей, по крайней мере тех, кто побогаче и поумнее, будет жить на Марсе. За два миллиарда лет до того, как это запланировано господом Богом.

– Вы любите красивые зрелища, вы их получите, – почти как одесский дедушка капитана Уайта сказал гипер. Его голос был эмоционально окрашен и выражал законную гордость от проделанной работы.

И действительно захватило дух. Расстояния на Марсе обманчивы. То, что казалось просто бурым слегка мерцающим зигзагом, быстро превратилось в колоссальный разрыв марсианской коры – как говорят специалисты, флювиальной природы. Каньон Валлес Маринерис. По человечески говоря, Морские Долины. Над каньоном стелилась легкая углекислотная дымка. Дно его была неразличимо в оптическом диапазоне и казалось пастью преисподней. Тоху ва воху, как говорил дед. Тьма безвидна и пуста. Впрочем инфравизор, наплывший на забрало шлема, дорисовывал бездну и сделал ее более плоской. Но все равно выглядело внушительно.

Темная немного подвижная зелень, которой инфравизор обозначал дно каньона, казалась рекой шире чем Амазонка во много раз. Когда-то и в самом деле колоссальный поток воды и пара пробил этот каньон. Космический прибой наверное долетал до орбиты Фобоса…

Уайт поднял инфравизор и опустил коллиматорный целеуказатель, столь любимый снайперами недавних войн. Такое впечатление, что глубоко внизу искрится лед! Выступ в стене каньона вроде бы целиком состоит изо льда. Дисплей «расширенной реальности» снабдил своими подписями картину – расстояние по вертикали около мили, азимут триста. И самое главное – у этого участка действительно высокое альбедо.

С остальным предстояло разбираться.

– Леди и джентльмены, за работу.

Коммуникационный чип капитанского шлема передал остальным пассажирам марсровера координаты исследуемой зоны.

Шлюз открылся, плавно опустился трап и на грунт первым вступил Джек Тао Бяо с чемоданчиком-контейнером, в котором находилась небольшая химическая лаборатория. Задача Джека – подобраться к зоне возможного выхода льда как можно ближе. Второй марсровер покинула Вивьен Нгуен, зеленоглазая красотка с отменными формами тела и еще более замечательными умственными способностями. В ее контейнере лежал лазерный спектрограф. Третьим выбрался на марсианское «солнышко» Джейсон Цинь, он нес контейнер самого большого объема. Сейсмометры, метеодатчики. Пусковая установка для ракет-зондов с интеллектуальными системами наведения. Похожие недавно применялись для уничтожения бункеров противника в восточно-сахарской операции, которую солдаты называли «Буря в стакане тяжелой воды». Там, кстати, Цинь служил тоже под началом Уайта.

За всеми тремя астронавтами-исследователями должен наблюдать их капитан Джон Уайт, который сейчас смотрел на их четкие следы, оставленные в сульфатной «корке» грунта. А также хьюстонский ЦУП – через космическую сеть.

Коммуникационные чипы всех трех исследователей уже начали безостановочно передавать как данные по жизнедеятельности организма, так и визуальную информацию с микрокамер, имплантированных в сетчатку их глаз.

Борис Иванович, лежащий в кровати императорской виллы под Петербургом, видел сейчас глазами погибшего астронавта Тао Бяо, хотя, конечно, и не в режиме реального времени.