Рэки Кавахара - Ускоренный мир 9: Семитысячелетняя молитва

Её голос становился всё громче, а к концу превратился в клинок, пронзающий сердце Харуюки. Но боль этой раны, начавшая наполнять его грудь, была похожа не на холодный порез, а на сладкий, невыносимо тёплый зуд.

Харуюки прикусил губу, низко склонил голову, но всё же подавил в себе желание припасть к мягкости этого наказания.

— Прос... ти... — вновь извинился он дрожащим голосом и тут же продолжил, — Но... но... но ведь и Элементы Старого Нега Небьюласа, и ты, Черноснежка, однажды... два с половиной года назад... пытались защитить ваш Легион, пожертвовав собой. Вы сами заперли себя на алтарях Четырёх Богов, чтобы дать сбежать остальным легионерам, не так ли?.. И я подумал... что теперь это время... пришло и для меня. Если вы останетесь со мной, вас всех объявят преступниками... и я хочу избежать этого любой ценой.

— Что ты несёшь, Хару?! Не ты ли вчера говорил мне о том, что чем страдать в одиночестве, лучше попросить руки помощи у своих друзей... — начал восклицать Такуму, но Тиюри резко одёрнула его левой рукой.

Подруга детства, совсем недавно пытавшаяся испепелить его взглядом, теперь смотрела на Харуюки нежно, словно подталкивая в спину и подбадривая. Он вновь принялся говорить:

— Прости, Таку... когда я только что сражался с Ашем... то есть, с Кусакабе, в кабельной дуэли, я тоже вспоминал об этом... — он вновь перевёл взгляд на Черноснежку. — Но затем, в конце боя, Аш сказал мне, что если я собираюсь пойти на неограниченное поле, дойти до каких-то безлюдных земель и исчезнуть там, то он пойдёт вместе со мной. И тогда я... осознал кое-что. Когда кто-то теряет все очки в Ускоренном Мире и лишается программы, воспоминания об Ускоренном Мире теряет лишь этот человек... другими словами, э-э...

Харуюки изо всех сил пытался сформулировать важную истину, которую успел осознать, но словарный запас подошёл к концу, и он так и застыл с разинутым ртом.

Но тут с правой стороны послышался мягкий, нежный голос, перехвативший фразу Харуюки. Говорила Фуко.

— Другими словами, «смерть бёрст линкера» не затрагивает его самого. Дело в том, что он даже не будет помнить того, что был бёрст линкером, что встречался с кем-то в Ускоренном Мире, что о чём-то думал и к чему-то стремился. Умирает... тот человек, который жил в сердцах тех, кто знал его или её. Его друзья, товарищи и возлюбленные будут вынуждены жить с этой «смертью» в своих сердцах под ускоренным почти до бесконечности временем...

— Да... — Харуюки медленно кивнул и вновь перехватил речь, — Именно так. И тогда я понял... что в Ускоренном Мире вообще нет возможности «прекратить своё существование». Я мог бы потерять все очки в укромном уголке, сражаясь против Энеми... но в этот миг на самом деле я умру лишь внутри дорогих мне людей... и моя смерть оставит в них рану, шрам, который никогда не заживёт...

Харуюки всё ещё ощущал на себе строгий взгляд Черноснежки. Но если речь свою он начал, глядя на неё лишь украдкой, то теперь он уверенно смотрел ей в глаза и изливал свои самые сокровенные чувства:

— И поэтому... я уже не считаю, что моя собственная смерть... действительно что-либо решит. Я понял, что вас это ранит так же, как и моё окончательное превращение в Дизастера, после которого я начну истреблять вас. Но... но всё же... — он крепко сжал кулаки и упёр их в колени. — Наверное... нет, я на 99% уверен, что пробудившуюся во мне Броню Бедствия уже невозможно уничтожить к воскресенью, к Конференции Семи Королей. Когда я сражался вместе с ней на неограниченном поле, я понял, что Броня уже окончательно слилась с Сильвер Кроу в единое целое... и не только. Я... возможно, Броня уже начала действовать и на моё сознание. Поэтому... я...

Он начал ощущать, как в глазах сидящих около него людей появляется изумление. И тогда Харуюки рассказал им, что именно ощутил незадолго до того, как его отключили от поля, когда он уже решил бесцельно бродить на пару со «зверем».

— Я... уже не хочу убивать его с помощью какого-то внешнего вмешательства. Я уже начал думать, что если он должен сгинуть... то я хочу исчезнуть вместе с ним.

Харуюки вновь свесил голову и прикусил губу.

Но тут Синомия Утай, сидевшая справа от него вплотную, вдруг задала в чате мягко сформулированный вопрос:

«UI> Арита-сан. Когда ты произносишь слово «он», ты подразумеваешь под ним Броню как объект? Или же что-то, кого-то ещё?..»

— Дело в том...

На мгновение Харуюки засомневался, но затем всё же решился.

Он рассказал им о том, что в Броне Бедствия живут два сознания. Внутри её изначальной формы, Судьбы, живёт таинственная девушка-аватар в броне шафранового цвета. Внутри же Бедствия, внутри брони искажённой судьбы, живёт инстинкт битвы — «зверь».

— Девушку видела и Тию, и она может подтвердить, что она мне не привиделась во сне, — сказал Харуюки, и Тиюри тут же кивнула.

— Ага... когда мы с Хару и Таккуном отправились в мир центрального сервера Брейн Бёрста... не знаю, можно ли это назвать сном... но я могу подтвердить, что та девочка нам однозначно не приснилась. Она знала многие вещи, о которых мы с Хару не имели никакого понятия, и рассказала о них нам.

— Хм-м... сознание бёрст линкера, живущее в объекте... или же объект, обретающий своего рода разум. С учётом того, что Броня умеет влиять на сознание того, кто её носит, звучит весьма правдоподобно... — задумчиво прошептала Черноснежка, а затем вновь устремила на Харуюки серьёзный, пронзительный взгляд. — Харуюки. Так кого из них ты не хочешь убивать? Неизвестного аватара женского пола, помогшего тебе и направившего тебя... или же того зверя, что гонит тебя в бой?

— Обоих... хотя, наверное... зверя я не хочу убивать ещё больше, — прошептал Харуюки, опуская взгляд. — Та девушка желает полного уничтожения Брони, она хочет, чтобы цикл Бедствия, продолжающийся в Ускоренном Мире такое долгое время, наконец, прекратился. Она ни капли не жалеет о том, что, когда это случится, она погибнет вместе с броней. Что же до зверя... он желает уничтожить всех бёрст линкеров, кроме себя. Конечно же, я считаю, что это немыслимо. Но... если посмотреть на его желание через призму нашего разговора о «смерти бёрст линкера»... выходит, что каждая смерть, каждое изгнание из Ускоренного Мира будет отпечатываться в его собственном сознании. Если он действительно останется последним бёрст линкером Ускоренного Мира... смерть и гибель тысячи бёрст линкеров лягут на него. Другими словами... исчезнувшие бёрст линкеры останутся жить в его воспоминаниях. Но если так, то зачем... для чего он...

На сжатые кулаки одна за одной упали две капли. Как только он понял, что это были его собственные слезы, Харуюки тут же попытался вытереть свои глаза правой рукой.

Но за две секунды до этого с места сорвалась Черноснежка. Ещё раньше потянулась к коробке с салфетками Тиюри. Ещё за мгновение до неё в карман за платком полезла Утай, но по скорости реакции всех их обошла сидевшая слева от Харуюки девушка, всё это время лишь шмыгавшая носом. Кусакабе Рин потянулась рукавом вязаной рубашки цвета слоновой кости к щеке Харуюки, вытерев слезу, а затем тонким голосом сказала: