Рэки Кавахара - Ускоренный мир 9: Семитысячелетняя молитва

Он посмотрел на мальчика взглядом, выражавшим все эти чувства, и уже собирался вновь отвернуться к стене, как мальчик покачал головой и прошептал:

— Это невозможно. Это «отчаяние»… не твоё, а моё. Мы внутри пропасти в моём сердце.

— Э?..

— Ты первый, кто достиг этой глубины. Но и те, кто оказывались на гораздо меньшей глубине, не могли выбраться из этой ямы. Так было с каждым, кто был здесь до тебя… эта пропасть исчезнет только тогда, когда исчезнет Ускоренный Мир. Моё отчаяние кончится лишь тогда, когда не останется ни одного из тех, кто предал Фран, кто заставил её страдать…

И когда Харуюки услышал эти слова, он понял.

Стоявший перед ним мальчик — «Первый». Это именно тот бёрст линкер, который на заре Ускоренного Мира с помощью чудовищной ярости и отчаяния, превратившихся в Инкарнацию, исказил облик Артефакта «Судьбы» и меча «Звездомёта», объединив их в Броню Бедствия.

Это Хром Фалькон.

— Так ты… всё это время был здесь? — прошептал Харуюки.

Но ответ был очевиден. Это он породил «зверя», сознание, живущее внутри Брони. И неудивительно, что в самой глубине звериного разума всё ещё жило сознание Фалькона.

И в этом состояла жестокая ирония. Где-то среди данных Брони Бедствия скрывалось и сознание Шафран Блоссом, девушки, любившей Фалькона. Но когда Броня просыпалась и становилась Бедствием, этот шафрановый аватар не мог появиться. И в то же время Фалькон не мог проявить себя, пока Бедствие дремало. Двое возлюбленных были так близко друг от друга, и в то же время они не могли встретиться никогда…

Но…

Нет, это невозможно. Вне зависимости от своего состояния, Бедствие и Судьба были одним и тем же объектом. Харуюки видел это своими глазами, когда попал на центральный сервер Брейн Бёрста. Если внутри шестой звезды Большого Ковша, находящейся в центре мерцающей галактики, действительно жили два сознания, то они уже давно обязаны были встретиться.

Харуюки ненадолго забыл о боли и крепко задумался.

Чем Броня Бедствия, «THE DISASTER», фундаментально отличалась от одного из Семи Артефактов, «THE DESTINY»?

Тем, что Бедствие содержит в себе клинок Звездомёт. Когда эта броня была Судьбой, этот меч был отдельной экипировкой. Шафран Блоссом появлялась только тогда, когда меч отделялся от Брони, когда он становился самостоятельным.

И это значило, что всё это время Блоссом жила не в Броне.

Она жила в мече. В маленькой, едва заметной звезде, мерцавшей рядом с Мицаром. Возможно, она сама не замечала этого, но её сознание всё это время обитало именно в ней.

Харуюки вновь вспомнил длинный, печальный сон, который ожил в его памяти после слияния со зверем. В конце этого сна Шафран Блоссом много раз погибла от зубов гигантского червя Ёрмунгара, а когда погиб Ёрмунгар, он оставил после себя Звездомёт. Казалось, будто именно этот клинок стал наследием Блоссом.

— Так вот… что случилось, — еле слышно прошептал Харуюки.

Если его догадка верна, то существовал способ развеять проклятие Бедствия и разрубить порочный круг, отравляющий Ускоренный Мир. Но даже чтобы попытаться сделать это, ему нужно каким-то образом выбраться из этой темной дыры. И сделать это вовремя.

Харуюки внимательно вгляделся в поникшего, неподвижно стоящего мальчика по имени Хром Фалькон и сказал:

— Я… не сдамся. Потому что я всё ещё жив.

Он обернулся и вскинул изодранную правую руку. Его пальцы уже с трудом слушались его, но он, превозмогая боль, сложил кулак.

— У… а-а-а… — обронил он, изо всех сил замахиваясь… — а-а-а-а-а! — воскликнул он, нанося прямой удар по стене. Послышался глухой удар, и алая вспышка боли разорвалась в его голове.

— Уо-о… а-а-а-а!

Затем удар левой рукой. Он вкладывал в каждый удар всю свою силу, каждый раз разбрызгивая повсюду кровь.

— Это бесполезно… — послышался из-за спины приглушённый голос. — Никто не может выбраться из этого отчаяния. Никто не может остановить цикл Бедствия. Он закончится лишь тогда, когда я останусь в этом мире один.

— Ты… действительно… мечтаешь об этом? — спросил его Харуюки, размахиваясь правым кулаком. — Ты действительно хочешь остаться один… и взвалить на себя всю печаль этого мира? Это значит, что воспоминания обо всех бёрст линкерах останутся лишь у тебя. Ты действительно… мечтаешь об этом одиночестве?!

Ещё один удар изо всех сил. Харуюки отвёл назад истекающий кровью кулак.

— Моя? Нет, это не моя мечта, — тихо раздался холодный, печальный голос. — Это они мечтали о том, чтобы сгинуть в битвах. Поэтому они предали Фран и убили её. Я просто исполняю их желание.

— Тогда… тогда скажи мне вот что! — воскликнул Харуюки, ударяя по стене левой рукой и разбрызгивая повсюду кровь. — Что насчёт мечты Шафран Блоссом?! Что ты сделал с мечтой человека, мечтавшего о том, чтобы никому не приходилось исчезать из Ускоренного Мира?! Ты не думал, что предаёшь идеалы Блоссом?!

Ответ пришёл не сразу. Наконец, во тьме раздался ещё более тихий голос:

— Фран больше нет…

Короткая пауза.

— Фран покинула этот мир. И мир, в котором её нет, не заслужил надежды. Те люди, что убили Фран, не имеют права на надежду.

— Нет… нет! Нет! — кричал Харуюки, продолжая бить стену окровавленными кулаками. — Пусть Блоссом уже нет, её надежда всё ещё жива! Она всегда находилась рядом с тобой!

— …Ложь.

— Я не вру! Тебе нужно только протянуть руку… выйти из этой стены и протянуть руку, чтобы найти…

— Ложь! — остатки сознания мальчика по имени Хром Фалькон, наконец, перешли на крик. — В этом мире есть лишь отчаяние! И никто не может сбежать от него! Ни ты… ни я!

— Ты думаешь… ты один… знаешь об отчаянии?! — ревел Харуюки, продолжая заливать всё вокруг себя кровью. — Если эта стена — твоё отчаяние… то я уничтожу её за тебя! Это сделаю я, Арита Харуюки, «свинтус», «пицца-юки»…

Почувствовав, что следующий удар станет для его кулака последним, Харуюки изо всех сил отвёл назад правую руку и, вместе с ударом, в который вложил всю свою силу, он прокричал:

— Я уничтожу её!

Громкий звук удара, похожий на тот, который издаёт броня Сильвер Кроу при столкновении, наполнил тьму.

На мгновение повисла тишина…

А затем послышался тихий, но отчётливый звук.

И Харуюки увидел рядом со своим правым кулаком тонкую белую линию. Трещины постепенно начали расходиться.

Мир содрогнулся. Трещин становилось всё больше, и они появлялись всё быстрее. Вскоре они покрыли все стены и пол.

— Ты… — услышал он шёпот позади себя.

Харуюки медленно обернулся и посмотрел на неподвижно стоящего мальчика. Затем он, неожиданно даже для себя, проговорил окровавленными от постоянных прикусываний губами:

— Мы с тобой ничем не отличаемся друг от друга. Наверное, у всех нас одинаковые корни. У всех, кто живёт в этом мире…