Дмитрий Старицкий - Горец. Оружейный барон

— Да гнать меня надо из армии после такого рейда, — неожиданно заявил Бьеркфорт, — а мне рыцарский крест на шею повесили. Я в этих куявских снегах каждого четвертого оставил.

Бьеркфорт приняв солидно на грудь, позволил себе откровенно выговориться. Видно доверял мне. Или достало все это держать в себе до предела.

Начали мы квасить в Ивановом флигеле, но там еще культурно и без фанатизма. Все же в герцогском Дворце находимся.

Потом забрав Альту с младшим сыном — старший остался в своих дворцовых покоях с воспитателем и няньками, — на двух пролетках выдвинулись в город ко мне на 'гору'. И уже дома в кабинете оторвались по настоящему, благо погреб у меня богатый. И закусить всегда есть чем.

— Подготовка дрянь. Слаженность частей низкая. Особенно на бригадно — полковом уровне, — вещал мне слегка окосевший генерал. — Никаких учений заранее не проводилось. А кто виноват? Я виноват! Казалось, взяли патронов много, но оказалось что мало. Кто виноват? Я виноват. Должен был предусмотреть, а не оглядываться на уставы. Последнюю неделю выжили только благодаря трофейным пулеметам.

Выпили снова. Я пока только внимал, впитывая чужой опыт доставшийся так дорого. И давал генералу полностью выговориться. Все, какая — никакая, а психотерапия.

— Гатлинги — дрянь. Лишний вес. Если бы я их по твоему совету не поставил на сани, то пришлось бы их бросить в первые же дни рейда. Спасло меня то, что из‑за низкой слаженности полков в дивизии я не стал устраивать широкого загона, а бил всем кулаком до чего мог дотянуться. И в каждом конкретном случае имел численное превосходство над противником.

Бьеркфорт сам разлил вино по фужерам и выпил, не дожидаясь меня.

— Царцы моментально привезли по 'железке' из Ракова гвардейскую кавалерию и эти шевальжьеры повисли у нас на хвосте, как бульдоги. Постоянный бой не только авангарда, но и арьергарда. Эскадроны стачивались в мелких стычках… Так что не всегда мы имели возможность своих павших хоронить. Скорость, скорость и еще раз скорость, вот что нас несколько раз спасало от полного разгрома. Через две недели мне эта ситуация надоела и я одну бригаду отправил по кольцевому маршруту, и таким образом зажали мы эту бригаду гвардейских шевальжьеров на замерзшем плесе лесного озера. И был бой… Давай за павших…

Мы выпили.

— Жуткий бой, Савва, в котором я почти полк положил, когда царских гвардейцев на том льду добивали. Страшный враг эти шевальжьеры. Но и от их бригады ничего не осталось. Пленных мы принципиально не брали. Там ушли от нас только кое — какие мелкие группы царцев верхами в лес. Нам островитянские пулеметы в трофей достались. Пятнадцать штук. И восемь гатлингов царских. Обоз само собой. Счастье, потому как уже к нам патронный голод подступал. Все наши патроны я отдал на ручные пулеметы, а свои гатлинги утопил в проруби на том же озере. Трофейные кони пошли под вьюк. Потом через день побатальонно в очередь вырубили саблями пехотный полк на марше, который царцы на нас кинули наперерез от линии фронта. Еще затарились патронами, пулеметами и продовольствием в трофей. И только тут уже — на третью неделю я смог сделать то зачем меня за речку посылали — устроить широкий загон, вырезая мелкие гарнизоны по деревням. Сжигая склады. Взрывая мосты, даже самые мелкие. Засеивая броды 'чесноком'##. А когда тот закончился, то и реквизированные у местного населения бороны. Получилось. Все потому что за две недели само собой произошло боевое слаживание полков и эскадронов. Враг этому, знаешь ли, способствует. Но дорогу назад мы себе также плотно закрыли. А впереди… А впереди уткнулись в море… И широкая река на западе, отделяющая нас от своих. А на восток только царство с его неисчерпаемым людскими ресурсами… Давай за Аршфорта выпьем…

## 'Чеснок' — четыре железных шипа, соединенные в основании пирамидкой, так что вставали всегда одним шипом вверх. Древнейшее средство заграждения против конницы.

Выпили.

— Вот ведь толковый генерал… Когда я к морю вышел, то не поверишь прослезился увидев у Щеттинпорта на царском берегу нашу пехоту. Дальше нас вывели к своим за реку… Посчитали — прослезились. У меня раненых да обмороженных половина личного состава — все в госпиталях сейчас. А каждый четвертый всадник поторопился вслед за ушедшими богами. Лошади чуть не падали от усталости. Вот так вот. Так что реально со мной здесь бригада, хоть и числится дивизия. А тут ее еще и раздробить приказано. Лагеря пленных разбросаны по всему герцогству. И что делать?

— На охоту сходить, — отозвался я, вызвав у генерала оторопь. — Через две недели гусь на север полетит через наши горы. Вот с ней вот, — почесал я Лоту за ушами, — и пойдем. А на местах у вас и ротмистры справятся. Воспринимайте свое пребывание в наших гостеприимных краях как отдых. Заслужили.

Оставил я Бьеркфорта ночевать у себя, а на следующий день выехали мы в Калугу принимать его эшелоны с конским составом, оставшимся без всадников. Их герцог определил на свободный выпас в степь. Как раз рецкие пастухи собрались баранов в горы на альпийские луга перегонять. Вот выпасы и освободились.

А мне требовалось в своем городе обеспечить дивизию складами под амуницию, лишнюю при табунном содержании коней. Но вновь потребную, когда их снова поставят в строй.

В дороге Бьеркфорт снова и снова возвращался к теме рейда, рассказывая мне новые подробности. Анализировал.

— Вам бы все это изложить на бумаге, — посоветовал я, больше из терапевтических соображений, нежели исторических. Занять мозги было ему надо хоть чем‑то.

— Я уже отправил отчет в генштаб, — сухо откликнулся Бьеркфорт.

— А вы напишите книгу об этих событиях. Мемуар. Я уверен, что такая книга будет востребована читателями и после войны. Времени для этого у вас здесь будет достаточно. Управление лагерями военнопленных не требует столь ежечасных забот, как командование дивизией на фронте.

— Я подумаю… — пробормотал генерал. — Если у меня, конечно, получится.

— Обязательно получится. Не может не получиться, — заверял я его. — Чтобы люди помнили о каждом четвертом коннике из Удет который не вернулся домой, чтобы сорвать генеральное наступление царцев этой зимой.

— А кто такую книгу издаст?

— Да хоть бы концерн 'Гочкиз', — усмехнулся я. — Это же такая реклама их ручным пулеметам.

Пусть пишет. Лишь бы не спился.

Пронзительно о таком феномене написал Алексей Ивакин 'Возвращается боец с войны. И начинает пить. Потому что никому не может объяснить — что это — когда собираешь куски друга в ведро. Потому что ты жив — а он нет. И ты не можешь смотреть в глаза людям, ты изо всех сил хочешь вернуться туда — в смерть, в ненависть, в страх. В жизнь. Потому что тут слабое подобие жизни. Тени вокруг. Ненастоящие тени. И та ночная девочка под рукой, отчаянно пытающаяся вернуть тебя в 'реальный' мир — тоже тень. Ты навсегда остался там'.