Румит Кин - Спасти человека. Лучшая фантастика 2016 (сборник)

– Разве что без лифта на четвертый этаж тяжеловато бывает, да. Знаю-знаю, вирус особенно стоек на высоте. Вы вот, например, в подвале живете?

Юлька молча кивает, глядя на дорогу и только на дорогу. В результате чего ухитряется в самый последний момент разминуться с открытым канализационным люком.

– Лиза тоже предлагала мне поначалу. Но я сказал: зачем? Мы с тобой уже старые, чему быть, того не миновать. Когда столько лет жил, как человек, поздновато напоследок учиться жить, как крыса…

Без лифта и впрямь оказывается очень тяжело. Пока Юлька, навьюченная, как ишак, преодолевает пять лестничных пролетов старой архитектуры с высокими ступеньками, с нее сходит семь потов, а мышцы начинают противно подрагивать уже ко второму. Уронив на пороге нужной квартиры полосатые «челночные» сумки, девушка прислоняется к дверному косяку, тяжело дыша.

Из глубины квартиры до нее доносится нежное воркование:

– Лизочек! А вот и я! Как ты, моя милая? Да, задержался немного, ты уж прости меня, дружок. Зато столько всего нашел! Сейчас вскипячу водички, покушаем, попьем чайку. А пока я то да сё, хочешь печенья? Ой, последнее осталось. Но ты кушай, кушай, не стесняйся. Я же знаю, ты любишь…

Не успевают отзвучать эти слова, а Юлька уже внутри квартиры. От ярости перед глазами мечутся багровые пятна. Пистолет она держит обеими руками, как американский полицейский, но ствол все равно ходит вверх-вниз.

– Дай сюда!

Такая же морщинистая, как и муж, старушка на древней кровати с «панцирной» сеткой и полированными стальными шариками по углам вскрикивает, не донеся до рта темно-коричневый кружочек. Овсяное.

– Юлечка, что вы делаете?! Сейчас же уберите оружие! Лиза! Лиза, что с тобой?! Лиза, тебе плохо?!

Печенье падает на пол и катится куда-то в угол. Старушка хватает воздух посиневшими губами, как выпрыгнувшая из аквариума рыбка, хрипит. Глаза ее закатываются. Юлька не видит всего этого. Не видит Николая Федоровича, упавшего на колени перед кроватью, заламывая руки. Бросив пистолет на круглый стол посреди комнаты, она ищет укатившееся печенье. Наконец находит, и ее торжествующий возглас сливается с другим, полным невыразимого горя:

– Боже мой, Лиза! Лизочка! Зачем? Зачееем?!

Позабыв о пистолете, Юлька выбегает прочь, пряча драгоценность в нагрудный карман куртки. Между третьим и вторым этажом она слышит сухой одиночный выстрел.

Анна приехала в город откуда-то из Молдавии. Работала в строительной бригаде маляром. Говорит, нравилось. Деньги почти все отсылала домой – маме и младшим братьям. Здесь же родила Мишку. Где его отец? Пожимает плечами – где-то. И беспечно добавляет: «Знать бы еще, кто он».

Анна и Мишка направляются к Окружному шоссе. Хотят уйти из города и попытаться вернуться домой. Или еще куда-нибудь, где нет заразы. Ведь рабочие руки везде нужны, правда? Да и Мишка уже совсем большой, скоро будет помогать. При этих словах шестилетний мальчик застенчиво улыбается, показывая дырку на месте переднего зуба.

Мишка похож на головастика. На его худеньком, словно обескровленном лице, кажется, есть только глаза. Нет – глазища в пол-лица. Такие же карие и живые, как у матери. Он с интересом крутит головой во все стороны, но, против ожидания Юльки, молчит. Удивительный ребенок. За те полчаса, пока они вместе идут по улице, не сказал ни слова. Не ноет, не задает вопросов. Знай себе топает крепкими рыжими ботинками с черно-желтыми шнурками. Ботинки явно велики мальчику минимум на пару размеров. Юлька машинально думает, что в прошлой жизни у Мишки было примерно столько же шансов получить такую обувь, сколько у них с Максом – пить коллекционный «Гленфиддик».

При мысли о Максе она ускоряет шаг. К тому же уже темнеет, а с неба опять начинает сыпать мокрый снег. Хорошо, что до дома не так уж далеко. Вон уже показался знакомый сквер. А вот и крыша церковной колокольни. Только колокол почему-то молчит, хотя ветер с каждой минутой усиливается.

Юлька почти бежит. Несмотря на большой туго набитый туристический рюкзак за плечами, Анна не отстает, а вот Мишке в его рыжих ботинках все труднее угнаться за взрослыми. Мать тянет его за руку, он спотыкается, пыхтит, но по-прежнему молча.

Наконец Анна не выдерживает и второй рукой хватает Юльку за куртку, заставив остановиться.

– Давай чуть помедленнее, а? – выдыхает она. – Что ты, как на пожар?..

Но Юльке нельзя помедленнее. Юльку ждет Макс. Кажется, что печенька в нагрудном кармане жжет тело сквозь плотную ткань куртки.

– Я спешу, – цедит она и решительно, но пока мягко высвобождает ткань из цепкой хватки настырной попутчицы. – Меня ждут. Нужно принести мужу очень важную вещь.

Она впервые говорит так о Максе – «муж».

– Тогда да, тогда конечно, – бормочет Анна и вдруг вскрикивает: – Ой, что это?! Там, смотри!

Она указывает пальцем куда-то Юльке за спину. Та оборачивается, и в этот момент Анна с размаха бьет Юльку в голову чем-то твердым, с неровными острыми краями. Наверное, камнем.

Перед глазами Юльки ослепительно вспыхивает. Она падает на асфальт, чувствуя, как под шапкой на шею и дальше, за воротник, течет горячее.

Сбросив свой рюкзак и опустившись рядом с Юлькой на колено, Анна торопливо обшаривает ее одежду. Забирает Максов нож, приглушенно ругается на незнакомом языке. Видимо, сетует, что добыча такая скудная.

«Только не ее! – балансируя на границе потери сознания, умоляет Юлька неизвестно кого. – Не ее!» Но пальцы молдаванки уже нащупывают содержимое нагрудного кармана.

– Мама! Пойдем! – впервые подает голос Мишка. Голос у него самый обычный.

– Сейчас, сыночка, – невнятно бормочет тяжело дышащая Анна, запихивая бесценную печеньку в карман, и начинает стягивать с Юльки вязаные перчатки. – Сейчас. Мама только… возьмет кое-что нужное… у злой тети…

– А разве тетя злая?

– Конечно… мой хороший. Мама же не может… ударить… добрую тетю… – Закончив с перчатками, Анна принимается разматывать с Юлькиной шеи длинный шарф. Ей неудобно, приходится одной рукой приподнять жертву за плечо. – Только… злую… вот так!

Она встает, сжимая в руке добычу и одновременно выпуская Юльку. Удар головой о землю сопровождается новой вспышкой перед глазами. На этот раз ее сменяет блаженная темнота беспамятства.

«Бо-оммм! Бо-оммм! Бо-оммм!»

Юлька открывает глаза. В сером ледяном сумраке все кружится: темные, мрачные силуэты мертвых сухих деревьев на краю сквера. Темная, мрачная громада мертвой церкви в его глубине. Тело, кажется, совершенно утратило чувствительность. Теперь оно походит на еще один нелепый древесный обрубок, зачем-то брошенный посреди дорожки. Обледеневший и ломкий. Мертвый.