Румит Кин - Спасти человека. Лучшая фантастика 2016 (сборник)

На окраине Барлоу миновал лавку городского похоронных дел мастера Луки де Вриса. Господин де Врис вопреки жаре был, как всегда, одет в черный костюм-тройку, мешком висевший на его тощем долговязом теле. Он приветствовал проходившего Барлоу, стоя в дверях с неизменным выражением скорби и участия на узком как нож лице с глубоко запавшими щеками. Про де Вриса говорили, что он большой знаток своего дела, не только высококлассный гробовщик, бальзамировщик, камнерез, мастер высокохудожественной ковки и посмертного макияжа, но и творец проникновенных эпитафий. Желающим убедиться в том, что молва не лжет, достаточно было пройти всего сотню шагов до городского кладбища, полюбоваться прекрасными надгробиями и памятниками, прослезиться над полными скорби строфами, которыми Лука де Врис провожал своих любимых клиентов в последний путь, высекая их в камне или оставляя на память поколениям в витках бронзы.

Раскланявшись с поэтом гробовой доски, Барлоу миновал наконец городскую черту и быстрым шагом поднялся на холм, где шесть лет назад приобрел участок и построил скромный деревянный дом в духе первых колонистов. С облегчением он окунулся в кондиционированную прохладу жилища, где не замедлил избавиться от одежды и принять холодный душ. С большой тщательностью он намылил голову новоприобретенным шампунем, особо старательно втирая его в те места, где волосы предательски поредели. После душа Барлоу переоделся в тонкий халат, наполнил графин ледяным чаем и отправился на веранду с книгой из своей небольшой, но тщательно подобранной библиотеки, предпочтение в которой, несомненно, отдавалось толстым монографиям по психологии Чужих рас и историческим исследованиям.

Следующие пять часов Барлоу провел за чтением, прервавшись один раз, чтобы скачать и посмотреть выпуск сетевого альманаха галактических новостей, перекусив в то же время парой тостов. Около восьми Бобби Белквист привез ему заказ из лавки, получил от Барлоу на чай и выслушал пару занимательных историй времен первых межзвездных экспедиций, почерпнутых хозяином дома из свежепрочитанной книги. Наказав мальчишке быть внимательней на дороге и не попасть колесом велосипеда в яму, Барлоу отпустил младшего Белквиста и принялся готовить ужин. Готовка для такого закоренелого и непритязательного холостяка, как он, заключалась в основном в выборе программы кухонного автомата и загрузке нужных продуктов. К приготовленному автоматом мясу по-серенийски и салату из молодых помидоров с галлирским сыром (еще один контрабандный привет от всемогущего Энцио, снабжавшего также лавку Белквистов) и золотым луком Барлоу откупорил бутылку красного вина. Много пить не стал, ограничился бокалом за ужином и еще одним на веранде, где в подступавшей к дому темноте под светом лампы он дочитывал книгу и слушал, как поют местные насекомые, которых за неимением другого слова в Тихой Миле называли цикадами. Уютно мерцал зеленый абажур, на столе тихо гудел маломощный генератор поля, закрывавшего веранду от местных комаров, загадочно переливалось вино на донышке бокала. Был один из тех безмятежных вечеров, которые он так полюбил, обосновавшись на Тихой Миле. Злое солнце наконец покинуло небеса, уступив место освежающему холодному блеску звезд. Заброшенная боевая станция, когда-то символ борьбы человечества за место под этими самыми звездами, сверкала в лишенном лун небе, как забытое богами ожерелье.

Он допил вино. Выключил имитатор книги, создающий визуальное и тактильное ощущение печатного издания. В задумчивости взял со стола салфетку, на которую ставил бокал с вином, и начал складывать ее так и эдак, словно головоломку-оригами. Закончив возиться с салфеткой, Барлоу жестом выключил лампу и некоторое время сидел один в темноте во власти мыслей и воспоминаний. Перед тем как вернуться в дом, почистить зубы и лечь спать, как всегда рано, он перевел генератор поля в сторожевой режим – любой предмет крупнее теннисного мяча, проникший сквозь границу незримого купола, поднимет тревогу. Жители Тихой Мили не закрывали окна и не запирали двери, но сегодня на планету прибыли гости, которым нет дела до местных обычаев. Осторожность не помешает.

Впрочем, чутье и опыт подсказывали Барлоу, что свой первый ход гости сделают завтра. Завтра, когда они закончат собирать информацию и планировать начальные шаги. Завтра станет ясно, что привело их в Тихую Милю. Сегодня же можно просто спать, не думая о спрятанном под кроватью тайнике, о прошлом, которое подобно бумерангу возвращается к нему снова и снова.

Вытянувшись во весь рост на прохладной простыне, Барлоу сомкнул глаза и моментально погрузился в сон, глубокий и спокойный. За окном его спальни скрипели неугомонные цикады, гремел вдалеке тягач механика, возвращаясь доверху груженным из Мусорного Карьера, катилось по звездному небу колесо оставленной экипажем станции. На столике на веранде лежала забытая фигурка из бумаги, похожая на птичку модель-оригами «Конкордии-Венатор», дорогой и смертоносной межзвездной машины, любимого корабля наемных убийц и охотников за головами.

Барлоу спал, и неизвестно, какие призраки прошлого посещали его во сне.

Он проснулся, как всегда, в шесть утра. За неплотными занавесками вовсю полыхало солнце. Некоторое время Барлоу лежал в постели, разглядывая дощатый потолок. Ни о чем особенном не думал, просто лежал, вдыхая свежий утренний воздух, наслаждаясь простыми вещами – своим еще не старым крепким телом, пением птиц за окном, узором трещин на рассохшейся краске. День обещал быть прекрасным, как и любой другой день, когда ты жив, и в светлой безмятежности утра смерть кажется чем-то ненастоящим, не страшным. Тем, что никогда не случится с тобой и теми, кого ты любишь.

Барлоу легко поднялся с постели, потянулся и вышел на веранду. Намокшие доски пола приятно холодили ступни, да и сам воздух еще не успел прогреться, дувший с востока ветерок ободряюще касался обнаженного торса. Тело Барлоу было смуглым и худым; когда он делал глубокий вдох, не в силах надышаться утренней свежестью, можно было легко пересчитать выпирающие ребра. Но в его худобе не было ничего болезненного, Барлоу был жилист и гибок, нагнувшись, он без труда коснулся костяшками кулаков пола. Тут же выпрямился, неуловимо быстро изменил положение ног, перетек в боксерскую стойку. Нанес невидимому противнику хлесткий, быстрый прямой правой, левой, хук правой, ушел в защиту, встретил наступающего соперника свингом. И вдруг уронил руки, с душераздирающим хрустом вывернул плечевые суставы назад, потом вперед, весь сжался, согнул колени, поднял нечеловеческим образом перекрученные руки ладонями вверх, пряча за ними лицо. Такую дикую, чуждую человеческой анатомии стойку диктовали правила на-кхакра-аири, «искусства причинять смерть» – рукопашного боя расы гроф. Барлоу потратил в свое время немало денег, сил и времени, чтобы овладеть на-кхакра-аири, ведь если в чем гроф и были вне конкуренции, так это в причинении смерти.