Румит Кин - Спасти человека. Лучшая фантастика 2016 (сборник)

«И я», – собирается сказать Мартин, но его никто не слушает. Впервые, кажется, всем на него плевать. Даже Ленцу. Бартен косолапит по дорожке вниз, к Стене, и Мартину приходится отступить, потому что с террас и из города спешат другие мужчины и женщины тоже. У некоторых лучевики, но больше с самодельными пращами, рогатинами и копьями, совсем бесполезными. Мартину даже немного смешно – что такое копье против кайдзю? У стражников на Стене, кроме лучевиков, есть хотя бы пищали и самострелы. Бегущие поднимают целые тучи пыли. Мартин привстает на цыпочки, пытаясь высмотреть в толпе маму, но из-за пыли ему ничего не видно. Тумммммм! Туммммм! Яр-ра! Выстрелы и крики на укреплениях все громче. Большой кайдзю еще не ступил на берег, иначе его башка, наверное, поднялась бы над Стеной и спрятала заходящее солнце.

Мартин закрывает слезящиеся от пыли глаза и представляет Эриха. Вот он, Эрих, вскакивает на Стену, в руках его медузья голова. Волосы-змеи уже не шевелятся, взгляд потух, рот распахнут в беззвучном крике. Это для взрослых беззвучном. А он, Мартин, слышит медуз. Иногда во время своих вылазок в горы он слышал, как они ворочаются и мурлычут внизу, в вечной тени расселин, в сырой каменной толще. И он не боялся. Совсем. Он и теперь не боится, потому что знает, что должен сделать.

У каждого жителя острова – колонии Нью-Амстердам, как называется их город в старых файлах первых, – есть нож. Кривой, остро заточенный с внутренней стороны. Им удобно разрезать сети, если случайно запутался во время подводного поиска раковин, и срезать траву для вечно голодных козляков, а при необходимости можно и перерезать горло медузе. Каждый житель острова может стать персеем. Каждый из них – уже отчасти персей.

«Вот бы мне еще летучие сандалии», – думает Мартин, карабкаясь вверх по скале.

Камень хрупкий, крошится под пальцами. На террасах и вокруг города все входы в расселины давно завалили. Не считая убежища. Но в убежище ему как раз теперь нельзя. Мартин знает, что не стоит оглядываться, и все-таки смотрит через плечо. Вся Стена внизу окутана дымом. В дыму пляшут фиолетовые, почти невидимые лучи и мелькают черные глянцевитые спины, слышатся выстрелы. Передовые твари уже забрались на Стену. А море на горизонте все еще горбится, никак не может разродиться невиданным чудищем – и Мартин поспешно отворачивается, вновь глядя на буро-красный крошащийся камень перед глазами. Он должен успеть. Должен успеть. Он знает, где вход в ближайшую нору – там, где стоят два сросшихся боками утеса. Между утесами растет одинокое дерево, почти сухое, а сразу под его корнями темная пасть расселины. Надо добраться туда. Еще лучше было бы выманить медузу на поверхность. Всем известно, что на свету они почти беспомощны, а до заката еще целых два часа. Да и потом небо не угаснет полностью, в нем будут плясать зеленые и розовые световые полотнища. Совсем темно бывает только в домах, если закрыть ставни, в горных пещерах и глубоко под водой.

Перевалившись через край узкой площадки, Мартин дует на ладони – кожа кое-где содрана – и нащупывает нож в специальных ножнах на поясе. Затем встает на чуть дрожащие ноги, сжимает рукоять ножа и бежит вверх по тропе. Он должен успеть.

Одно дело – спускаться по ступенькам в убежище, другое – лезть в узкую темную расщелину, упираясь в стены руками и ногами. Снизу тянет влагой и холодом, и слышится как будто шепоток, но на самом деле это шепчет сыплющийся из-под пальцев песок. Солнце остается вверху ярким разрезом. Глаза быстро привыкают к темноте. Слишком быстро для человеческих.

И вот он уже стоит, втягивая носом запах сырого камня и еще чего-то морского. Бросает последний взгляд на солнечный серп наверху, уже налившийся розовым. Знают ли охотники, что им надо спешить? Они слышали звуки рога, чувствовали сотрясание земли. Бойцы на стенах только задерживают кайдзю, но на самом деле все ждут персеев. Теперь и он – персей.

Из пещерки, куда сполз Мартин, ведут два туннеля. Он принюхивается, прислушивается и сворачивает в правый, ведущий не к побережью, а в глубь горы. Пять шагов. Десять. Стены сближаются, туннель становится уже. Взрослому уже пришлось бы протискиваться, но Мартину пока идти несложно. Кромешная тьма. Приходится вести левой рукой по стене, правая – на рукояти ножа. Что сказала бы мама? И доктор Ленц? Ленц не одобрял убийства медуз. Ленц все хотел изучать – и кайдзю, и медуз, и Мартина, – но иногда надо просто действовать. Жив ли сейчас «соль с перцем»? Или его уже раздавила гигантская лапа морского зверя? Почему-то в темноте в голову приходят странные мысли, вовсе не о грядущей опасности. Мартин думает о том, что в туннеле так же темно, как под водой, куда спускались папа и дядя. Как это было? Они ныряли, держась за длинный канат. Свет наверху постепенно мерк, а внизу разгоралось разноцветное свечение – синий, и алый, и малиновый цвета подводного царства, башни и сады чудесного города… Мартин вздрагивает и останавливается. Сначала ему чудится, что он слышит какой-то звук, но здесь, где половина обычных человеческих чувств не работает, легко спутать звук с цветом, а цвет с запахом. Это не звук. Зеленовато-белое, оно наплывало из-за поворота – облако тусклого дрожащего света. И запах. Запах тления. Запах старой кладовой, где продукты подернулись плесенью. Так пахнут медузы?

Мартин пригибается, вытаскивает и поудобней перехватывает нож и, ступая легко, как колеблющий верхушки травы ветерок, огибает скальный выступ. И останавливается, словно уткнувшись в невидимую стену.

Здесь подземный ход расширяется – уже не туннель, а пещера. Дальний ее конец и своды теряются во мраке. Источник света располагается на полу, шагах в десяти от Мартина. Кладка. Он сразу понимает, что это медузья кладка, хотя до этого никогда ничего подобного не видел. На дне пещеры скопилась вода – озерцо или лужа ближе к центру, может, глубиной по щиколотку, а может, уходящая вниз до самых корней горы. И у воды лежат бледно мерцающие… шкурки? Скорлупки? Ссохшиеся, немного похожие на старую змеиную кожу. Прикусив губу, Мартин делает шаг вперед. Потом еще шаг. Неосторожно толкает покатившийся камешек, замирает. Ничто не движется в груде светящейся скорлупы. Тогда он подходит поближе.

Они лежат там, но не спящие, а мертвые. Отчего-то сразу ясно, что мертвые. И очень маленькие, намного меньше Мартина. Только теперь он понимает, о чем говорил Эрих, когда приходил к Ленцу за спиртом и жаловался на мучившие его кошмары. Мертвые медузы и правда похожи на детей. Мартин видел детей только в три-дэ-чувствилках и еще на старых снимках. Папа, и дядя, и доктор Ленц – все когда-то были детьми. А эти уже не вырастут.