Владимир Васильев - Горячий Старт

Ничего не вспоминалось.

Тогда он разулся, тихонько толкнул дверь в спальню и вошел. Тири в одежде ничком лежала на застеленной пледом кровати. Аурел прилег рядом и обнял ее за плечи, ожидая чего угодно, но Тири лишь слабо дернула плечом.

– Что случилось, малыш? – спросил Аурел заботливо. – Я тебя обидел?

Она не ответила.

Аурел попытался погладить ее по длинным волосам, совсем не похожим на привычную короткую стрижку, но Тири оттолкнула его руку.

– Сколько раз ты поцеловал меня... ее, пока мы ехали? Аурел растерялся еще больше.

– Не помню...

– Да ты все время ЕЁ целовал!

Отчего-то вспомнилось, что всю дорогу Тири отворачивалась и прятала лицо, поэтому целовать ее приходилось в основном в щеку или шею.

– Ее? – переспросил Аурел недоуменно. – Я целовал тебя.

И вдруг Тири расслабилась. Даже улыбнулась. Стащила джемпер, тряхнув буйной непривычной копной каштановых волос. Аурел моментально сгреб Тири в объятия, с закрытыми глазами нашел мягкие податливые губы, а секундой позже рука сама поползла под тоненькую блузку.

Еще секундой позже он оказался на полу, между окном и кроватью. И окончательно перестал что-либо понимать.

– Тири, – прошептал он, глядя на нее снизу вверх. – Что случилось? Скажи мне, любимая, что происходит?

– Любимая? – странно изменившимся голосом переспросила она. – Кого ты любишь, Ури, меня или эту черноглазую?

Аурел опешил. Подобное просто не могло прийти ему в голову.

– Но... – промямлил он, мысленно ругая себя последними словами, потому что нужно было говорить убедительно и по-доброму, но ни в коем случае не мямлить и не запинаться. – Но ведь сейчас ты и она – одно и то же. Ты – Тири, которую я люблю, просто... просто, немного иная...

– Я – это я, – отрезала Тири. – А ты с порога норовишь трахнуть эту длинноволосую суку. От тебя разило похотью еще в такси.

Аурел отжался от пола и сел, привалившись спиной к неожиданно теплой стене – должно быть, внутри крылись отопительные элементы.

В голове царил совершеннейший сумбур. Реальность поплыла, как плохо детализированный пейзажный образ.

Тири снова улеглась – лицом к противоположной стене.

– Уходи, – сказала она зло. – И не смей к ней прикасаться.

– А к тебе? – с надеждой переспросил Аурел.

– Меня здесь нет.

Он посидел у стены еще пару минут, потом медленно поднялся и уныло побрел к двери, все время ожидая, что Тири его остановит.

Тири не остановила.

Остаток дня он проторчал на кухне в компании постепенно пустеющей бутылки водки. Мыслей не было. Только глухое недоумение и обида, мнящаяся незаслуженной, терзали душу и естество. А когда стемнело – позвонил РусТех. Уже снизу, от подъезда. Трубку сняла Тири; Аурел машинально ловил полуразборчивые фразы, еле доносящиеся на кухню. Что-то случилось, и нужно было немедленно ехать в ночь, по враз вдруг ставшим второстепенными и никчемными делам.

В микроавтобусе Тири села поодаль и все время глядела в окно. Присоседиться к ней Аурел не решился. Сам не зная почему?

Ехали к Баю.

Открыла седая худощавая женщина, придерживая за ошейник большую рыже-седую собаку. Собака печально глядела на гостей, словно извинялась: и надо бы полаять, изобразить бдительность и охрану, но неохота. Лучше тихонько улечься где-нибудь на теплое, погреть старые косточки...

Женщина молча махнула рукой в направлении одной из комнат. По-прежнему не глядя друг на дружку, Аурел и Тири вошли.

Бай шарился в Сети; мнемоюсты, конечно же, валялись рядом с терминалом, в специальном блюдечке. Слепо уставившись в никуда, в мельтешение бессмысленных цветных пятен в голокубе, Бай быстро шелестел клавишами.

«Вот, значит, как мы выглядим со стороны...» – подумал Аурел отстраненно.

Удивительно, но он никогда не разглядывал Тири, пока та шастала по виртуальщине. И никогда не позволял себе заглядывать в ее голокуб.

Аурел уже наладился вытащить Бая дежурным троекнопием, но тот вдруг встрепенулся, быстро прошелестел еще разок по клавиатуре, потом часто-часто заморгал и вывалился из Сети. Стоящих у стола соратников он заметил лишь спустя долгие пять секунд.

– Собирайся, – велела Баю Тири.

Голос ее звучал властно и непререкаемо.

– Куда?

– Едем.

– Куда?

– Подвал на Рязанке разгромили.

– О как! – Бай встал. – Кто?

– Угадай с трех раз.

Больше вопросов Бай не задавал. Быстро переоделся и качнул головой в сторону выхода.

Рыже-седая собака провела их долгим сочувствующим взглядом.

Лишь когда приблизились к месту, которое местные называли Карачаровской эстакадой, Аурел мало-помалу выпал из мрака размышлений. Потому что в груди постепенно зародилось недоброе предчувствие. Охватила тревога. Небеспричинная, поскольку Камилл явно начал военные действия.

Аурел неожиданно отчетливо осознал: это предчувствие близкой драки. Волею случая настроение у него для драки было – лучше не представишь.

РусТех свернул во дворы и затормозил перед входом в подвал.

Перед подъездом Аурел все же не удержался и покосился на Тири. Она, понурив голову, неотрывно глядела в пол.

Бай с РусТехом синхронно отворили дверцы, вышли и огляделись.

Двор был темный и пустой. Тусклые лампочки у подъездов тьму скорее не разгоняли, а лишь делали похожей на непрозрачный белесый туман. Компания подростков где-то у соседнего дома ломающимися голосами горланила песню под дешевую батареечную «расческу» с ритм-автоматом.

Жмур, Злыдень и Чен, видимо, еще не подоспели.

Аурел тоже вышел из автобуса.

– Ну что? Пошли внутрь? – прошептал он Баю.

Бай продолжал озираться.

Решительнее всех оказался РусТех. Он сунул руку в карман, а когда вынул, Аурел зафиксировал мимолетный приглушенный отблеск на узком лезвии ножа. Пригнув голову, РусТех потянул свободной рукой дверь подъезда на себя. Скрип показался громким и отрывистым, как автоматная очередь.

По одному они скользнули в подъезд и спустились по ступенькам. РусТех, Бай, Аурел и замыкающей – Тири. Дверь в подвал была не заперта – кто-то, кажется, Бай, споткнулся о валяющийся на нижней ступеньке замок. Да и висела дверь как-то косо и сиротливо, словно ее мимоходом сшибли с одной петли.

В зале было светло. Поэтому картина полного разгрома открылась им во всем своем первобытном великолепии.

Экраны на стене трудолюбиво пробили. Каждый. В нескольких местах. Сероватые потеки жидких кристаллов казались пролитой на изуродованную панель кровью. Кресла с мнемоаппаратурой с корнями поотдирали от пола и расшвыряли по углам. С потолка на растянутой гофрированной оболочке гибкого стержня-поводка свисал смятый шарик видеодатчика. Оборванные провода, осколки пластика и стеклита, перевернутые столы, погнутые металлические каркасы, казалось, даже утратившие недавний празднично-хромовый блеск...