Роберт Голдсборо - Серебряный шпиль

— Прекрасно. Пока это все, что мне надо, — произнес я, поднимаясь с кресла.

Он тоже встал с не очень уверенным видом.

— Когда я получу от вас известия?

— Сегодня. Надеюсь, вы будете на рабочем месте?

Он затратил не менее тридцати слов, чтобы заверить меня, что будет в своем кабинете, и я максимально вежливо выпроводил его, уверяя в свою очередь, что непременно позвоню до конца рабочего дня. По моему мнению, было крайне мало шансов, что Вулф снизойдет принять Моргана и Бэя в качестве своих клиентов. Как я без лишних экивоков заявил Моргану, вероятность того, что Вулф согласится работать на церковь, примерно равна вероятности откомандирования Фрица в ближайшую харчевню за полуфунтовым бифштексом на ужин. Однако у меня для толстяка был заготовлен один весьма существенный довод: наш всемогущий банковский счет нуждался в серьезной подпитке.

Когда, проводив Моргана, я вернулся за свой стол, оставалось еще пять минут до появления Вулфа после утреннего свидания с цветочками. Я употребил это время на то, чтобы позвонить Лону Коэну из «Нью-Йорк газетт».

Лон не имеет никаких титулов, во всяком случае, я не слышал о таких и не видел в печати. Его имя не значится в списке редакционной коллегии. Но при этом он занимает кабинет на двенадцатом этаже рядом с офисом самого издателя. Похоже, что Лон знает о том, что происходит в Нью-Йорке — и явно, и тайно, — больше, чем мэрия и полицейское управление, вместе взятые. Он делился с нами полезной информацией не знаю сколько раз, и мы отвечали «Газетт» взаимностью. Лон, кроме того, был мерзким везунком при игре в покер, в чем я убеждался чуть ли не каждый четверг в доме Сола Пензера, где мы уже много лет собирались по вечерам, чтобы перекинуться в картишки.

— Доброе утро, — произнес я в трубку, после того как он в обычной манере рявкнул свое имя. — У тебя найдется минутка для друга?

— У меня нет свободной минуты для матушки, не говоря уж о матери моих детей. Почему я должен сделать для тебя исключение?

— Мы сегодня слегка не в духе, не так ли? Мог бы быть и поласковее с парнем, заботливо набившим твои карманы зеленью за игорным столом ровно неделю назад.

— А я, согласись, здорово сыграл в тот вечер, — ответил Лом чуть ли не нежным голосом. — Ну ладно, чего тебе надо на этот раз? И что я буду с этого иметь?

— Вновь этот отвратительный цинизм: ты — мне, я — тебе, — заметил я. — Вот увидишь, как я сыграю сегодня, когда ты опять начнешь блефовать.

— Арчи, я был бы рад протрепаться с тобой все утро, но, не боясь прослыть неоригинальным, процитирую нашего главного — «нам надо выпускать газету».

— И при этом прекрасную газету, парень. Да ладно. Что ты мне можешь сказать пятью прекрасно сконструированными фразами о Преподобном Барнаби Бэе и его церкви на Стейтен-Айленде?

— Бэй? У него репутация умного, очень умного, и ловкого человека. Родом откуда-то с Юга, скорее всего из Джорджии. Всего за несколько лет создал многочисленную общину и построил гигантский храм. Название храма на мой вкус больше подходит для шоу-бизнеса — Храм с Серебряным Шпилем. Название это он получил потому, что здание украшено стальным или алюминиевым шпилем такой высоты, что все окружающие сооружения выглядят лилипутскими. Во время строительства вокруг проекта шли большие споры. Если верить нашему редактору по вопросам религии, Бэй на несколько голов выше телепроповедников, которые в последнее время столь обильно снабжали нашу газету скандальными новостями. Все говорит о том, что он честен, искренен и настоящий кудесник за кафедрой.

— И никаких скандалов?

— Во всяком случае, я ничего не слышал. У него чертовски красивая жена и четверо ребятишек. Пару лет назад несколько церквей на Стейтен-Айленде и в Нью-Джерси жаловались, что он переманил их прихожан, но такое происходит постоянно. Не исключено, что он удовлетворяет духовные потребности людей лучше, чем их местные пастыри.

— Парень настолько хорош, что начинаешь сомневаться, правда ли это.

— Именно это я и сказал Уолстону, нашему редактору по религиозным вопросам, когда прочитал в недавнем воскресном выпуске его опус, посвященный Бэю. Но Уолстон клянется, что это — подлинный Бэй. Кроме того, падре помещает свои деньги, церковные, я хочу сказать, туда, где они больше всего нужны. Храм с Серебряным Шпилем основал несколько приютов для раздавленных жизнью женщин и ночлежек для бездомных на Манхэттене. Церковь оплачивает весь работающий там персонал и все текущие расходы. О'кей, я произнес более пяти фраз, теперь ответь мне всего одной на первый вопрос: почему Вулф заинтересовался Бэем? И еще одной на второй: не может ли случиться, что наш добрый Преподобный все же окажется колоссом на глиняных ногах?

— Не могу ничего ответить, потому что у меня нет ответов и для себя. Но можешь утешиться тем, что, если что-то произойдет, ты узнаешь об этом первым.

— Да, как говорится: «Я уже отправил чек по почте, сэр», — проворчал Лон и закончил разговор, пробормотав нечто отдаленно напоминающее «пока».

Я положил трубку на место и едва успел вскрыть конверты и положить корреспонденцию на стол Вулфа, как послышался скрежет лифта, возвещающий о нисхождении моего босса с заоблачных высот.

— Доброе утро, Арчи. Надеюсь, вы хорошо спали? — спросил он, обходя стол и размещаясь в кресле, специально сконструированном так, чтобы выдерживать вес в одну седьмую тонны. Этот вопрос я слышал от него по утрам, наверное, уже несколько тысяч раз.

— Подобно младенцу, — ответил я, как уже отвечал несколько тысяч раз.

На этом закончился наш ежедневный ритуал. Он быстро просмотрел письма и, не обнаружив там ничего для себя любопытного, нажал кнопку на крышке стола. Звонок раздавался в кухне, извещая Фрица о том, что пора нести пиво — а именно две бутылки «Реммерса». Затем Вулф извлек на свет очередное чтиво. На сей раз это был «Знак Марса» Джона Нобла Уилфорда. Судя по всему, он вознамерился посвятить чтению все время до ленча.

— Прежде чем вами окончательно завладеет идея отправиться на Марс ближайшей ракетой, я хочу сообщить, что у нас был посетитель.

Он демонстративно отложил книгу, состроив при этом страшно недовольную мину. Надо заметить, что его лицо обычно принимает такое выражение, когда что-то нарушает его жизненные планы. Губы Вулфа не двигались, но в его осуждающем взгляде я прочитал вопрос: «Так кто же посмел нарушить наш покой?»

— Заходил один джентльмен, — начал я в тот момент, когда в кабинет вошел Фриц с двумя бутылками и высоким стаканом на подносе. — Босс этого джентльмена получает записки угрожающего содержания и хочет прибегнуть к вашим услугам, чтобы найти автора.