Пол Ди Филиппо - Рибофанк

Взрослые, не обращая на нас внимания, залпом выпили напитки. Острый птичий язык Гора был сексовым на все сто! Они, наверное, вмазали какие-то афродразниаки, потому что тут же принялись увлеченно мацаться. Горова набедренная повязка мигом превратилась в ширмочку, и на меня накатила жуткая зависть пополам с печалью.

– Сглаз, – иррационально взмолилась я, – давай мы на карточку Жимолости купим себе прибамбасы, о которых всегда мечтали. А потом вместе – куда глаза глядят!

Сглаз взял меня за руку.

– Эрни, подумай хорошенько. Ноги мне приделать – не такая простая задача. На много дней придется лечь. А потом? Даже если в частной тачке выберемся из города, все равно останется след, по которому нас даже маразматичная Ищейка найдет. У Жимолости все простагландины с мочой выйдут, если мы стибрим карточку. Это во-первых. Во-вторых, наши предки, по крайней мере твои, захотят тебя вернуть, – чего доброго, будем носить смирительные ошейники, как некоторые помеси. Нет, нам только одно остается – продержаться год. Не так уж и долго…

Сглаз говорил спокойно и твердо, и я понимала, что он предлагает единственно разумный вариант. Но сердце мое было против: как же так, еще год жизни в черном теле – неужели ничего сделать нельзя? А ведь завтра нам предстоит встретиться со всем нашим классом…

Я встала:

– Видно, больше ничего не остается, как обзавестись шипами. Ладно, хоть покажем предкам, что у нас свои головы на плечах. Да и Жимолость заткнется. Ты как, в настроении идти?

Сглаз с глухим стуком соскочил на задернованный пол.

– Чем раньше это кончится – тем лучше. Я со смехом воскликнула:

– Держись, Г-Гном, мы уже идем!

Седьмая движдорожка находилась всего-то в квартале к северу от нас, и мы решили добираться до артерий этим транспортным средством.

Если вы из себя достанете какую-нибудь кишку и разрежете ее вдоль, вашим глазам предстанет бархатистая микроволосковая подбивка, миллиарды крошечных пальчиков, которые продвигают пищу по кишечнику. А движдорожка – это то же самое, только вместо пищи – вы.

Крепкие силикробовые микроволоски движдорожки перемещают все, что на них оказывается, со скоростью пять километров в час. (Можно континент пересечь всего лишь за месяц, только отпуск получится очень скучным. Это развлечение в основном для старикашек.) Каждый невидимый пальчик имеет корень и достаточно гибок, чтобы передавать свою ношу соседу. Находясь в непрестанном движении, дорожка вызывает иллюзию ряби, вроде колебаний воздуха, нагретого сиалоновым тротуаром. И если ехать босиком, она щекочет – на почти подсознательном уровне. Движение на всех линиях двухстороннее. На дорожных полотнах с регулярными промежутками читается амгеновский девиз – «Не такси, а таксис». Помню, как отцы объясняли мне его суть, когда я была маленькая и не видела разницы не то что между таксисом и такси, но даже между таксой-собакой и таксой, по которой платят.

Сглаз ловко перекинулся на дорожку, где уже хватало пассажиров: трансгенов, кибов, граждан. Я немного замешкалась, пришлось прыгать. Чуть не упала, хотя я не такая уж и неловкая. Просто нервничала, наверное, хоть и убедила себя, что по-другому мы со Сглазом поступить не можем.

Он будто почувствовал мое беспокойство, попытался рассмешить.

– Ты когда-нибудь загружалась редукционистским парадигмальным чтивом? Мне как-то попалась древняя книжка, ее автор пытался вообразить движдорожку – прикинь, получился длиннющий резиновый ремень на валиках!

Я захохотала, точно помесь на основе гиены:

– Неправда! Сам придумал! Сглаз поднял ладонь.

– Перекину тебе файл – сама почитаешь.

Я еще посмеялась. Ох уж эти древние, о чем только они думали!

А вскоре мы спешились у Багдома.

Площадь была всегда запружена народом, мне это напоминало старинное карнавальное шествие, какие показывают по некоторым историческим каналам метамедиума: ряды пестрых киосков и павильонов, торговцы живые и автоматические под кричащими силикробовыми вывесками. У центрального сооружения на площади, в оригинале – Хиронова Багдома, вид откровенно постмодернистский, это из-за новомодных экзотических веяний мясного рынка.

Здесь можно найти хромокроильщика или генокрутильщика, или простого троподозировщика, и он за долю малую как угодно перехреначит ваш соматип или генотип. За бабки с вами сделают все что угодно, хоть наизнанку вывернут.

Минуту или две я простояла в ирреально-соблазнительной суете амфитеатра, наконец Сглаз подергал за полу моего камзола.

– Пошли, найдем сорок второй номер, пока не передумали.

Мы обогнули площадь, миновали ТАТА-бокс и Примиордий, магазинчики органоидов и магазинчик биочипов «Радио-Шак» и вскоре подошли к Пещере Г-Гнома.

Ее фасад был сплошь во фрактальных органобетонных сталактитах и сталагмитах, среди них – неправильной формы вход, занавешенный живыми камуфлентами.

Я посмотрела на Сглаза, а он посмотрел на меня. Стараясь быть храброй, как мой милый обрубленный космик, я взяла его за руку.

– Пойдем разживемся шипами.

И мы прошли через ленточный полог.

Папики мне говорили, что лет десять-двадцать назад в моде были фэнтезийные соматипы. Брались персонажи из ретрочтива, новая виртуальность добавляла им сверхъестественности, причудливости. И на улицах всегда можно было увидеть боббита, снорка или смогра, которые выглядели под стать своим дурацким названиям.

Я решила, что Г-Гном себя заточил под тролля или гоблина, или еще какую-нибудь тварь из древних сказок. Его большие синие глаза под мохнатыми бровями были почти вровень с глазами моего друга, а ведь Г-Гном стоял на собственных кривых ножках! Из-за ушей торчали кусты снеговиковского пухогрея; больше никакая растительность не украшала череп. Носил он костюм из облегайки, поверх – кожаный фартук с нагрудником. Руки были даже крупнее, чем у Сглаза.

Наверное, Г-Гном – консерватор и тормоз, если столько лет хранил верность устаревшему идентификату. Но это, может, и неплохо. Мне вдруг захотелось отдать себя в мускулистые руки этого чувака, столь похожие на надежные руки Сглаза.

– Дети, – проворчал Г-Гном, – что я могу для вас сделать?

– Нам бы… – начала я и осеклась.

При нашем появлении включилась трехмерка, и теперь, получив нейросигнал от Г-Гнома, экран стал показывать дойки.

Какие они были красивые! Конические и дынеобразные, коричневые и кремовые, девственно-остроконечные или зрело-тяжеловесные! Точно манящие миражи моей пустыни.

У меня едва хватило сил повернуться к Г-Гному и взмолиться:

– Выключите, пожалуйста.

А то, чего доброго, сейчас будет продемонстрирована коллекция суперписек для Сглаза.

Хозяин выполнил просьбу. Я перевела дух.