Джефф Нун - Пыльца

– Ее дочь.

– То есть, конечно… э…

– Белинда.

– Точно. Белинда. Память уже не та. Прости меня.

– Не стоит. Мы ведь встречались всего один раз. И я к тому же была с бритой головой.

– Нет, нет. Не за это…

– А, за то, что хотели убить меня? Но это же ваша работа.

– Прости меня за то, что… Сивилла… твоя мама, она…

– Да.

– Хорошая была женщина… то есть хороший она была коп.

– И то, и то.

– Ужасно было узнать о ее…

– Самоубийстве.

– Да. Я болел, у меня была аллергия. Если бы я мог хоть чем-то помочь.

– Моя мама прожила счастливую жизнь. Она закончила все, что могла закончить. Наверное, она хотела прервать полет в верхней точке.

Клегг отворачивается. Один из новых сейфкэбов медленно едет по дороге, на его скучно-сером кузове намерз лед. Женщина спрашивает, как дела, и он отвечает, что дела ничего, нормально, бумажная работа, ну, конечно, скучища, честно говоря, но в остальном ничего, нормально…

– Я беременна, – говорит женщина. – Двойней. Клегг внезапно стесняется, хотя сам не понимает почему. Он снова смотрит на женщину. Смотрит на ее лицо, ищет в нем черты матери. Они почти совсем не похожи, но…

– У тебя глаза матери, – в конце концов говорит он, вызывая у Белинды улыбку.

– Вы любили ее, да? – спрашивает она. – Любили мою маму.

Проходит вечность.

– Да. Да, очень.

– Спасибо.

– Спасибо за что?

– Ну, не хочу вас задерживать. – Белинда встает.

– Верно, – Клегг тоже встает. – Нужно идти. На пост… за столом.

Он опять стесняется – теперь того, что возвышается над ней, как башня. Он хочет укрыться от ее глаз, но в то же время его тянет к ней прикоснуться.

Белинда выводит его из затруднения, ласково дотрагиваясь до его плеча. Правого плеча. В которое тогда, несколько месяцев назад, попала пуля.

Клегг разворачивается и идет обратно в отделение. Доходит до центра площади, и тут женщина окликает его. По крайней мере, ему кажется, что она звала его, потому что слово как будто появилось прямо у него в сознании. «Зеро…»

Зеро? Его никто не называл так с тех пор… с тех пор, как Сивилла Джонс…

Он останавливается, оборачивается. Женщина все еще стоит у скамейки, улыбаясь.

– Береги себя, – говорит она.

Клегг не заметил, чтобы ее губы шевелились, – хотя, может, это все после аллергии.

Он опять разворачивается и идет к отделению, шаркая ногами по тонкому инею – в одной руке газета, в другой, недоеденный сэндвич.