Йен Макдональд - Река Богов

Мужчина что-то бормочет, наверное, пытается выразить вежливое удивление.

— Санни добивался того, чтобы у него на гигантском лэптопе танцевала сотня исполнителей, но теперь нажатием одной кнопки, простым прикосновением можно все отсюда до горизонта заполнить танцовщиками, причем пляшущими с немыслимой синхронностью. Теперь стало возможным одним щелчком воспроизводить на облаках миллион танцующих. Вначале больше всего от перемен пострадал именно Санни. У него испортился характер, он стал крайне раздражительным, буквально бросался на людей. Собственно, такое случалось и раньше. Когда что-то было ему не по душе, Санни становился настоящим негодяем. Думаю, именно поэтому мне пришла в голову мысль заняться «мыльными операми». Показать, что есть нечто, в чем он смог бы кое-чего добиться, если бы только дал себе труд заняться этим и не задирал до такой степени нос, кичась своим имиджем и статусом. Хотя, может быть, просто меня это по-настоящему никогда и не заботило... Вскоре настало мрачное время и для Костанцы. Вначале исчезла необходимость в актерах и танцовщиках, потом в кинокамерах и операторах. Все — в компьютерной коробке. Они пытались бороться. Мне, наверное, было лет десять или одиннадцать, я помню, как они орали так громко, что соседи начинали колотить в нашу дверь. Вот так проходили дни и ночи. Им обоим была нужна работа. Но оба умерли бы от зависти, если бы кто-то один из них ее все-таки получил. Вечерами Санни и Костанца ходили на те же вечеринки и официальные приемы, чтобы вести обычную пустую светскую болтовню. И в надежде найти хоть какую-то работу. Костанце повезло больше. Она сумела приспособиться. Ей удалось получить работу в сценарном отделе. Санни не смог. Он сдался. Черт его возьми! Черт его возьми!.. Да в конце концов, он был прирожденным неудачником.

Тал хватает стаканчик с араком, делает большой глоток, обжигая горло.

— Все кончилось. Можно сравнить это с фильмом. Идут титры, зажигается свет, и мы вновь возвращаемся в реальность. Третьего акта не будет. Не будет «хеппи-энда-наперекор-всему». Реальность становилась все хуже и хуже, и однажды все как-то закончилось. Как будто оборвалась пленка — и мы уже больше не жили в квартире на Манори-Бич, школа Джона Коннона стала слишком дорогой для меня, и нас перестали приглашать на вечеринки, на которых когда-то все звезды восторгались мной и называли меня милашкой. Мы жили с Костанцей в двухкомнатной квартире в Тхане, а меня водили в католическую школу «Бом Джизус», которая вызывала во мне ненависть и отвращение. Ненависть и отвращение... Я хотел вернуться в прошлое. В волшебство того старого, прежнего кино, в мир танцев и шумных вечеринок. Мне было невдомек, что титры уже прошли, а после титров ничего не бывает. Я хотел, чтобы все смотрели на меня и снова, как и прежде, говорили: «Ух ты!» Просто так. «Ух ты!»

Тал откидывается на спинку кресла, явно в ожидании восторга, однако на лице мужчины появляется испуг и что-то еще, чего Тал не может понять.

— Вы удивительное создание, — говорит мужчина. — Неужели вам никогда не приходило в голову, что вы живете в двух мирах и ни один из них не является реальным?

— В двух мирах? Милый, существуют тысячи миров! И все они настолько реальны, насколько ты пожелаешь. Конечно, все, что вы говорите, мне известно. Вся моя жизнь прошла между ними. Ни один из них не реален, но, когда начинаешь жить в них, это перестает иметь значение.

Мужчина кивает. Не в знак согласия с Талом, а в ответ на какие-то свои собственные мысли. Он подзывает официанта, просит счет и оставляет кучку банкнот на маленьком серебряном подносе.

— Уже поздно, а завтра утром у меня очень важные дела.

— И какие же это дела?

Мужчина загадочно улыбается.

— Вы второй, кто задает мне сегодня подобный вопрос. Я работаю в информационном управлении... Спасибо за то, что согласились разделить мое общество, сегодняшний вечер, поведенный с вами, доставил мне огромное удовольствие. Вы действительно во всех отношениях удивительный человек, Тал.

— Вы не сказали мне, как вас зовут.

— Да, кажется, не сказал.

— Это так похоже на мужчин, — говорит Тал, поспешно семеня за собеседником на улицу, где тот уже размахивает рукой, пытаясь остановить такси.

— Называйте меня Хан.

Что-то изменилось. Тал чувствует перемену, когда садится на заднее сиденье «марути». В «Банановом клубе» человек по имени Хан нервничал, стеснялся, комплексовал. Даже в ресторане он не совсем освоился. Но что-то в рассказе Тала произвело сильнейшее воздействие на его психологическое состояние и настроение.

— После полуночи я не езжу в Белый форт, — говорит водитель.

— Я заплачу вам втройне, — говорит Хан.

— Постараюсь подвезти вас как можно ближе.

Хан откидывается на засаленную подушку сиденья.

— Знаете, это ведь на самом деле очень милый ресторанчик. Владелец прибыл сюда лет десять назад с последней волной курдской диаспоры. Я... помог ему. Он открыл свое заведение, и дела пошли хорошо. По-моему, он тоже человек, оказавшийся между двумя мирами.

Тал почти не слушает, задремав от выпитого арака. Ньют прислоняется к Хану в инстинктивном поиске тепла и надежной опоры. Рука Тала опускается в промежуток между их телами. В свете уличных фонарей становится заметно, как набухают подкожные «почки», словно соски. Тал видит, как испуганно вздрагивает Хан, заметив это. Затем молниеносное движение руки, лицо, приближающееся к лицу Тала, губы, прижимающиеся к губам ньюта. Язык, жаждущий проникнуть в тело Тала. Ньют издает приглушенный вскрик, Хан испуганно отскакивает, теперь Тал может оттолкнуть его и закричать. Фатфат резко останавливается посередине шоссе. Не понимая зачем, ньют распахивает дверцу машины и выскакивает на дорогу, не задумываясь о том, к чему может привести подобный поступок.

Тал бежит...

Тал останавливается. Стоит, положив руки на бедра, тяжело дышит. Хан все еще возле такси, старается разглядеть фигуру Тала сквозь яркий свет фар; безуспешно пытаясь перекричать рев автомобилей, он зовет ньюта. Тал с трудом подавляет рыдание, все еще чувствуя запах крема после бритья и вкус языка Хана у себя во рту. Дрожа, Тал выжидает еще несколько минут, а затем начинает голосовать. Сарисин-ди-джей играет «Микс для жуткой ночи».

Новый день — новый расклад. Все, появившиеся сегодня под сенью Центра научных исследований Ранджит Рэй, начиная от дворников и кончая директором Центра, заметно нервничают. Впрочем, не так сильно, как новоиспеченный и совершенно не готовый к своей миссии генеральный директор, думает Вишрам Рэй, когда его автомобиль с чувственным хрустом проезжает по гравию дорожки. Вишрам осматривает манжеты на руках, поправляет воротник.