Мерси Шелли - 2048

— Здесь должно быть… одно животное. — Басс выглянул в коридор за спиной медсёстры. Ничего.

Лицо блондинки тоже как-то сразу опустело:

— Да, но… От этой кошки был такой запах… Я только открыла окно, проветрить, а она… Она убежала.

— Я вам не верю, — неожиданно для самого себя заявил Басс. Но так оно и было: он ясно ощущал фальшь. — Вы сделали что-то ещё.

Платиновая спрятала руки за спиной.

— Я… я показала ей зеркало.

— Зачем?

— Говорят, чёрная кошка приносит несчастье. Но если показать ей зеркало…

— Разве она была чёрная?

— Чернее, чем активированный уголь. Я думала….

— Я знаю, что вы думали. Уйдите к Багу, пока я вам голову не отрезал.

Дверь захлопнулась. Басс подошёл к окну. Второй этаж, детская высота. Да и верно, что тут делать дикой лисице? Как там Марек говорит: я помог тебе, ты помог мне. А потом разбежались.

Жаль. Всего за пару дней он к ней так привык… Впрочем, если этот вирус эмпатии — от неё, то неудивительно.

«Наоборот, это ещё более удивительно», возразил внутренний собеседник.

И он прав, Баг его зарази! Все байки о волкотах, все сказки про оборотней — все обрело смысл. И все то, что происходило с ним, когда рядом была лисица. Через верт искины могут навязывать людям свою волю, как это пыталась сделать шкурка Саймона. Но вирус лисицы усиливает противоположную способность — принимать другого и на время становиться таким же. Ту самую способность, которая когда-то помогла больной обезьяне выжить, копируя полезные феномены внешнего мира — рога зверей как инструменты, крики птиц как язык…

Зона Брока, где больше всего зеркальных нейронов, отвечает за речь. А что такое речь, как не ещё один способ транслировать свои состояния друг другу? У одного человека возникает такой же нейропаттерн, как у другого, даже если их разделяют сотни миль.

Правда, все зависит от того, насколько хорошо ты понимаешь язык. Вызывают ли сигналы собеседника такие же образы в той виртуальной реальности, что построена у тебя в голове. Если эта реальность жёстко зафиксирована на всю жизнь, чужака уже не прочувствуешь. Но у мультиперсоналов те же зеркальные нейроны позволяют существовать сразу нескольким внутренним реальностям — словно несколько голограмм записано на одной пластинке. И при таком разнообразии личностей им гораздо легче находить общий язык с незнакомцами.

А если вирус лисицы ещё больше усиливает эту способность синхронизации, создавая своего рода «зеркальную личность» на каждый случай…

С улицы донеслось кряканье киба. Ему ответил петушиный крик другой машины. Басс выглянул в окно — так и есть, пробка.

В руке кольнуло. Вечно эти сканеры бесятся, когда рядом скопление техники…

Он скомандовал искину отключить сканнер, но ничего не произошло. Нет, это не «швейцарка». Слабый болевой тик пробегал по здоровой левой руке. Серповидный шрамик, оставленный зубами лисицы, почти исчез. Конечно, зажившая рана тут уже ни при чем. Это мозг шалит. Фантомная боль, маленький нейроблок случайно закрепившегося рефлекса.

Басс сжал и разжал поднятую кисть. Боль пропала. Зато на стене появилась тень: длинные теневые пальцы шевелились, как щупальца осьминога. Вот и весь твой зверинец. Как тогда, как тогда… Басс подошёл поближе к стене, сложил руку лодочкой, отвёл вверх большой палец и пошевелил мизинцем.

На белой стене беззвучно залаяла теневая собака. Поворот руки — собака превращается в зайца, потом в кенгуру, в змею и снова в собаку…

А рука опять заболела.

Странно. Он поводил кистью из стороны в сторону. Прошёлся по палате. У двери рука не болела. Но у той стены, на которой он показывал себе театр теней, снова появлялся лёгкий тик. Чуть-чуть посильнее, если стоять в углу. На подоконнике и под койкой тоже нашлись места, рядом с которыми рука вела себя, как сканер с подсевшей батарейкой.

Бред какой-то. Не может же шрам… Тем более что организм уже очистился от обоих вирусов. Нет-нет, это чисто фантомная боль, остаточная реакция на…

Басс остановился, потянул носом воздух. Ну конечно. Он не чувствует запаха, но какая разница? Мозг способен реагировать на мельчайшие концентрации некоторых веществ.

Он снова вызвал медсестру. Платиновая девица в зеленом халатике тут же появилась в дверях. Улыбка выражала готовность показать пациенту не только спелые груши без обёртки, но и целое небо в фуллеренах.

— Мне нужен циалин. Шестипроцентный, два миллиграмма.

— Зачем?

— Не ваше собачье дело.

Платиновая перестала улыбаться.

— Если это шутка, то неудачная. Между прочим, я дипломированный реаниматор. И только из-за отсутствия работы по специальности вынуждена обслуживать таких… типов. Но терпеть издевательства над моей профессией я не намерена. Могу принести вам ультранальбуфин или другое обезболивающее. Господин Лучано меня предупреждал, что вам может понадобиться «такой уход, от которого бывает приход». Но циалин даёт совершенно противоположный эффект. А вы не похожи на паралитика, которому нужно усилить чувствительность нервных окончаний.

— Несите, что вам сказали. А то и этой работы лишитесь.

Платиновые локоны возмущённо взметнулись и упорхнули за дверь. Вскоре медсестра вернулась с двумя маленькими капсулами. Басс осмотрел их, поморщился.

— А что, обычного шприца у вас нет? Ненавижу комаров.

— Наша клиника оснащена по самому последнему слову биотеха! — Она гордо выпятила свои груши. — И учтите, если это какой-то наркоманский трюк, я не отвечаю за…

Басс вытолкал её за дверь. Потом открыл обе капсулы и вытянул вперёд руку. Два крупных комара выбрались из капсул, покружили в воздухе и впились в тыльную сторону ладони.

После инъекции боль в серповидной царапине уже не тикала, а горела. Басс снова прошёлся по комнате, прочувствовал всю лисью разметку. Затем открыл окно и активировал скат. С подоконника боль вела влево по карнизу.

Он шёл по невидимому следу всю ночь, то ускоряясь вдоль самого низа стен, то тормозя у какого-нибудь дерева, чтобы определить направление, на котором рука снова заболит. Он сшиб штук пять запоздалых пешеходов, чуть не угодил под грузовой киб и дважды удирал от патрульных полифемов, но снова и снова возвращался к последней болевой точке.

На какой-то свалке у порта он потерял след на целых полчаса — а когда нашёл его, более сильный, то с этого момента слышал не только боль, но и запах, ни с чем не сравнимый запах лисицы. После этого он уже не видел ни зданий, ни улиц. Их сменили новые ориентиры — кусты, баки-мусороеды, тёмные углы, бордюры и карнизы…

К утру он окончательно потерял представление о том, где находится. И когда обнаружил, что стоит под собственной башней у стены Коралловой Горы, радость от узнавания места ещё несколько секунд удерживала все остальные мысли. Но они все-таки пришли.