Михаил Казьмин - Пропавшая кузина [СИ]

Отец у меня умный. С полминуты повертев в руках наше с Пахомом изделие, он вызвал своего поверенного и мы с ним общими усилиями составили отвечающую всем бюрократическим требованиям заявку на получение привилегии на изобретение. Следующим утром я лично подал ее в Палату новшеств и привилегий, затем открыл счет в банке и написал доверенность на имя отца. Посмотрим, что из этой прогрессорской затеи выйдет, хотя предвидение подсказывает, что рано или поздно толк будет.

…Вот, собственно, пока и все. Билет на поезд заранее куплен, вещи собраны и уложены, да и вещей тех всего-то один сундук, пусть и здоровенный, да один саквояж. Завтра еду в Мюнхен. Точнее, в Вену, а в Мюнхен уже оттуда, прямого поезда нет. Учебный год в университете начинается пятнадцатого сентября, так что и добраться, и обустроиться на новом месте успею.

Само по себе путешествие по железной дороге каких-то особо сильных впечатлений не оставило, кроме того, что в Бресте Литовском не меняли колеса — колея тут что у нас, что в Европе одного стандарта. Зато интересно было посмотреть на здешнюю заграницу. Польша поразила резким контрастом роскоши и нищеты, причем и то, и другое можно было наблюдать одновременно. Началось прямо с польской таможни, явившейся к нам в вагон в Тересполе. Если пан офицер щеголял новеньким мундиром, обильно расшитым серебром, шапкой с четвероугольным верхом и гигантским плюмажем из белых перьев, то состоявшие при нем два писаря подчеркивали роскошь его внешнего вида своими скромными серенькими куртками и шапками с опушкой из дешевой некрашеной овчинки. Да и всю работу по переписи паспортов пассажиров делали они, а пан офицер лишь поинтересовался, бывал ли я ранее в Польше, да под конец процедуры пожелал счастливого пути.

Такое же сочетание роскоши и бедности в одном, так сказать, флаконе являла собой Варшава, по крайней мере вокзал польской столицы. Шикарное снаружи и внутри здание самого вокзала, разряженная публика и тут же обслуга, одетая чуть ли не в обноски, за исключением, опять же, самих железнодорожников. В общем, Польша как-то не обрадовала. Совсем.

Через Пруссию поезд ехал недолго, остановившись всего на двух станциях, но чтобы заметить разницу между Польшей и Пруссией, хватило и того. Чистота, ухоженность и упорядоченность были заметны во всем — в ровных линейках деревьев, высаженных вдоль дороги, в расположении домов в придорожных деревнях, в идеальном состоянии переездов с обязательными полосатыми шлагбаумами и будками. Скучновато, да, тут ничего не скажешь, зато удобно и осмысленно. Прусский таможенник порадовал строгим мундиром без роскоши и вычурности, как и той аккуратностью, с которой переписывал паспорта. Но больше всего меня удивила станционная обслуга, одетая скромно, пожалуй, даже и бедно, но выглядевшая, в отличие от своих польских коллег, весьма опрятно. Ну да, знаменитый прусский порядок в наглядном представлении.

Что поезд идет уже по Австрии, понятно стало лишь из-за визита австрийского таможенника на станции Одерберг. Кроме расцветки мундира, никаких отличий от его прусского сотоварища я не заметил — такая же деловитая аккуратность, такая же некоторая суховатость в общении. Что же касается придорожных пейзажей и станций, отличались они от Пруссии разве только в каких-то мелочах, да и то не особо сильно. Народу, правда, подсаживалось в поезд много, ради такого случая нам прицепили еще пару вагонов третьего класса и один второго. Да и останавливался поезд намного чаще — в Польниш-Острау, Вайсскирхене, Прерау, Отроковитце, Праге, Гёдинге и Люнденбурге, нигде, впрочем, надолго не задерживаясь, просто принимая очередную порцию новых пассажиров. Уж не знаю, ехали все эти люди в Вену работать или по какой иной необходимости, но народу в австрийскую столицу наш поезд привез немало.

Поскольку билет на поезд из Вены в Мюнхен у меня был оплачен заранее, как и перегруз и провоз багажа, наблюдать за перемещением сундука со своим имуществом из одного поезда в другой я не стал. Повертел головой в поисках расписания, обнаружив искомое, узнал, когда и с какого перрона отправляется мой поезд, и лишь после этого начал осматриваться по сторонам.

Один из попутчиков дал пару дельных советов насчет убийства времени, остающегося до отправления мюнхенского поезда. Во-первых, поскольку единая денежная система в Священной Римской империи начисто отсутствовала, он посоветовал русские деньги на австрийские не менять, чтобы потом не пришлось снова менять австрийские кроны на баварские гульдены, во-вторых, объяснил, где на вокзале ресторан, в котором принимают любые деньги, особенно в виде золотой и серебряной монеты, а, в-третьих, подсказал, что именно надо заказать в этом ресторане, чтобы составить впечатление о гастрономическом искусстве Австрии. Вот туда я и направился, идя неспешно и по пути осматриваясь.

Вокзал в Вене был… Не знаю, какое слово и подобрать-то. Роскошным он был, что тут скажешь. Причем роскошь Варшавы на фоне венской роскоши терялась, блекла и никакой роскошью уже не воспринималась. С другой стороны, если венский вокзал в плане порядка и организованности чем и уступал прусским станциям, то совсем немного. В общем, ничего лучше я по пути не видел.

В ресторане, убранство которого тоже весьма воодушевляло любителей красивой жизни, я заказал венский шницель из телятины с картофельным салатом и, вдумчиво двигая челюстями, немалое время отдавал должное искусству венских кулинаров — порция была рассчитана явно на большого мастера поесть или, как минимум, на очень хорошо подготовленного любителя. Наевшись, я, по совету все того же попутчика, заказал стакан так называемого «ледяного вина» и, отпивая его маленькими глотками, наслаждался изумительным вкусом напитка, приготовленного из замерзшего винограда. Расплатившись русским серебряным рублем и получив на сдачу несколько местных медяков, я потратил один из них на покупку газеты. Ничего интересного я в ней не нашел, но благополучно убил еще какое-то время, заодно попрактиковавшись в чтении по-немецки. Завершил сеанс борьбы с лишним временем я шикарно — при помощи кофе, штруделя и венских вафель. Уж не знаю, до каких еще достижений в обжорстве можно было бы дойти с такой жизнью, но тут объявили, наконец, посадку в поезд до Мюнхена, и я, с некоторым трудом переставляя ноги, отправился на перрон.

После такого праздника чревоугодия отчаянно хотелось спать, но несколько чашек кофе активно противодействовали исполнению этого желания. Безуспешно проворочавшись полночи, я с радостью воспользовался остановкой в Зальцбурге, чтобы прекратить хотя бы на время свои мучения. Красивый вид и горный воздух сделали свое дело — вернувшись в купе, я почти мгновенно заснул, и разбудить меня утром проводник смог, лишь приложив некоторые усилия.