Брендан Райх - Проект «Немезида» [litres]

Наступает тишина. Шериф Уотсон просит еще раз повторить последнюю часть рассказа.

Я снова начинаю рассказывать. Все говорю, и говорю, добавляю детали, хотя и знаю, что взрослых они точно огорчат. Сообщаю, как бродила одна в лесу в поисках тропинки. Как старалась «держать курс» на огни города.

Шериф Уотсон отворачивается и шепчет что-то остальным собравшимся. Собравшиеся кивают. Мама вдруг снова бросается ко мне и обнимает крепко-крепко, чуть не ломая мне ребра. «Ей нужно отдохнуть», – говорит она остальным. Я, дескать, получила травму – уж не знаю точно, что это значит. Люди опять кивают. Меня отправляют в постель.

И только когда мама подтыкает мне одеяло, я, наконец, задаю ей вопрос, который меня мучил больше всего: кто тот человек в черном костюме? Видела ли она его? Знает ли, кто он?

Мама вздрагивает еле-еле, почти неощутимо, но я чувствую. «Нет», – говорит она. Конечно же, нет. Это просто у меня разыгралось воображение. И целует меня крепко-крепко, прямо яростно, а из ее глаз катятся огромные слезы.

Мама говорит, чтобы я ничего не боялась. Что я в безопасности. Что сейчас мне в первую очередь надо выспаться. Электрический свет гаснет. Она закрывает за собой дверь.

Но я не сплю, не могу заснуть.

Мне всего восемь лет, но я умею различать, когда лгут, а когда говорят правду.

– Привет, Спящая красавица!

Моя голова дернулась так резко, что я чуть не упала. Пришлось ухватиться за столб, к которому я прислонялась. Неужели я задремала, пока ждала? Не может быть! Или все-таки может? Да и спала ли я хоть немного за последние сутки?

Ко мне приближался Томас Руссо по прозвищу Гвоздь – худощавый парень с непослушными черными вихрами и пронзительными голубыми глазами. На нем свитер с изображением Кикпанчера [8]и свободные штаны с большими карманами на бедрах. Лямки рюкзака защитного цвета охватывают плечи.

– Неважнецкий у тебя вид здесь, на холоде у ворот. – Гвоздь покачал головой. – Заняла бы лучше местечко у костра Уилсонов. Говорят, у этих ребят можно отлично перекантоваться.

– Пойдем, а то опоздаем, – проворчала я, подавляя зевок.

– Никому до этого нет дела, – усмехнулся он, обхватив себя руками и похлопывая ими, чтоб согреться. – Честно говоря, даже не знаю, многие ли из наших соизволят прийти.

Я оттолкнулась от столба.

– На самом деле никто ничего не знает. Пока не знает. И я сильно сомневаюсь, что директор Майерс вдруг научился расслабляться.

– Постой, постой! – Гвоздь перевесил рюкзак на грудь, дернул молнию и достал скомканный пакет, завернутый в выпуск воскресных комиксов. Встав на одно колено, он поднял этот весьма уродливый сверток над головой, словно средневековый рыцарь, приносящий присягу. – Прошу тебя принять сей символ моей бесконечной радости от того, что ты проживешь еще один, очередной год.

Я, наверное, побледнела, живот свело.

Проживешь еще год. Неужели правда?

Гвоздь поднял на меня взгляд и, конечно, заметил мое замешательство, а может быть, и понял его причину. Он быстро поднялся на ноги, покраснел и сунул сверток мне в руки:

– Прости, пожалуйста. Я искал тебя еще вчера, но…

Он смущенно умолк.

Гвоздь знал, как я ненавижу дни рождения. И знал, что при малейшей возможности предпочитаю проводить их в одиночестве.

Только не знал – почему.

Гвоздь был моим лучшим, незаменимым другом. Лишь его существование примиряло меня с жизнью в Файр-Лейк, если не считать природной красоты долины. Я не могла рисковать нашей дружбой, открыв ему правду. Не могла допустить, чтобы и он думал, что я чокнутая.

– Не надо было ничего покупать, – проворчала я. Каждый год я говорю ему эту фразу. И каждый год он все равно дарит мне что-нибудь.

Улыбка снова разлилась по лицу Гвоздя.

– Если тебе так будет спокойнее, то знай: я ничего и не покупал. Я украл.

Я принялась разворачивать газетную бумагу, и в процессе мои глаза все больше округлялись. Пробившись сквозь казавшиеся бесконечными слои клейкой ленты, я наконец добралась до небольшой картонной коробочки – она упала мне в ладони. Внутри оказались винтажные рей-бановские [9]очки. В серебряной оправе. Со светоотражающими линзами. Я тут же нацепила их на нос. Подошли как влитые…

В моем сознании немедленно возник навеки запечатленный образ. У него такие же.

Я тут же выбросила это из головы. Не дам мерзкой тени старого злобного ублюдка омрачать мою жизнь. Ну и что, что они похожи? Мне очень нравятся эти чертовы очки.

– Вот видишь, – возликовал Гвоздь и даже всплеснул руками. – Смотришься клево! Кто у нас теперь наикрутейшая королева красоты? Не кто иной, как Мелинда Джульярд Уилсон!

– Заткнись, дуралей. И не вздумай называть меня сегодня полным тройным именем, а то мама разозлится.

Кроме того, я и сама терпеть не могла своего второго имени. Это было единственное, что осталось мне от отца, – он настоял, чтобы меня назвали по имени престижной академии музыки и танца, находящейся на другом конце страны. Но я не умела танцевать. И выступать на сцене тоже. И петь. Я даже не играла ни на одном музыкальном инструменте. В общем, просто унизительный штрих, подаренный мне человеком, которого я никогда не видела.

– Что там Вирджиния выкинула на этот раз? – Гвоздь ловко стащил солнечные очки с моей переносицы. – Что-то произошло вчера? Ты нанесла оскорбление Исусу Кресту на вчерашней тусовке в честь твоего рождения?

– Нет, ничего, все в порядке. – Я резко повернулась и пошла к дороге. Ненавижу врать Гвоздю, а этот разговор как раз мог приобрести чрезвычайно опасное направление. Жаль, что именно сейчас я осталась без очков.

Гвоздь поспешил за мной.

– Да, правильно, надо двигать. – Он снова протянул мне подаренные очки и подтянул брюки. – Дорогие одноклассники просто растеряются и не будут знать, что делать, если к Особому объявлению опоздают и король, и королева класса. Просто обделаются, наверное.

Я фыркнула в ответ. Мы поднялись вверх до Кворри-роуд и зашагали по направлению к городу. Легкий ветерок короткими волнами гнал воду по озеру, сверкавшему сапфировой красотой посреди долины. Чтобы добраться до Лайбрари-авеню, нам пришлось миновать дюжину тихих окраинных кварталов и взять левее. Топография у нас в Файр-Лейк довольно незамысловатая. Городок еще не разросся настолько, чтобы для таких вещей понадобилась творческая мысль.

– НАСА в этом месяце совсем подорвала нам бизнес, – сказал Гвоздь, указывая на ряд пустующих кондоминиумов поблизости от яхтенной стоянки. – У моего старика совсем нет работы. Хоть бы пара-тройка туристов поселилась в наших кабинках.

– Понятно, все сейчас по домам сидят. Затаились. Путешествие в Файр-Лейк – последнее, что в такое время придет в голову.