Джаспер Ффорде - Беги, Четверг, беги, или Жесткий переплет

– Как пиар-кампания, Четверг?

– Зануднее Спенсера, сэр.

– Даже так? Видел тебя вчера вечером по телику. Все куплено, да?

– В какой-то мере.

– Извини, что прервал ваш разговор, но это важно. Взгляни-ка на этот факс.

Он протянул мне листок бумаги, и Безотказэн стал читать у меня через плечо.

– Бред какой-то, – сказала я, отдавая факс. – Какая выгода Совету по продаже тостов нас спонсировать?

Виктор пожал плечами.

– Понятия не имею. Но если им некуда девать деньги, то нам-то они точно пригодятся.

– И что вы собираетесь предпринять?

– Брэкстон встречается с ними днем. Он с восторгом ухватился за эту идею.

– Что неудивительно.

Жизнь Брэкстона Пшикса вращалась вокруг бюджета нашего отделения. Бюджет для него был дороже всего на свете. Если кто-то из нас смел хотя бы задуматься о сверхурочной работе, не сомневайтесь, у Брэкстона всегда был готов ответ, а именно: «Нет». По слухам, он потребовал в столовой, чтобы нам на обед давали порции поменьше. С тех пор в конторе его называли Кот Наплакал – за глаза, разумеется.

– Вы выяснили, кто пытался подделать и продать утраченный финал байроновского «Дон Жуана»? – спросил Виктор.

Безотказэн показал ему черно-белый снимок: какой-то человек бежал к машине, припаркованной где-то в районе эллингов. Преступник был одет в так называемом байроническом стиле, который последнее время вошел в моду не только среди поклонников Байрона.

– Наш первый подозреваемый по имени Байрон 2.

Виктор внимательно посмотрел на снимок, сначала через стекла очков, затем поверх.

– Значит, Байрон номер два, да? И сколько же сейчас Байронов?

– На прошлой неделе зарегистрировали Байрона 2620, – сказала я. – Мы следили за Байроном 2целый месяц, но он хитрая бестия. Никак не удается доказать его авторство в поддельных фрагментах «Неба и земли».

– А подслушивали?

– Хотели, но судья сказал, что хотя сделать себе операцию, дабы хромать подобно своему кумиру, довольно дикая выходка со стороны подозреваемого, а то, что его сводная сестрица от него забеременела, – вообще мерзость, однако все это свидетельствует лишь о помешательстве на почве восхищения Байроном, но не доказывает намерения совершить подлог. Хорошо бы взять его с поличным, но сейчас он отправился в круиз по Средиземноморью. Попробуем получить ордер на обыск, пока он странствует.

– Значит, на сегодняшний день вы не слишком заняты?

– Вы это к чему?

– Ну, – начал Виктор, – появилась пара новых подделок «Карденио». Я понимаю, для вас это мелочь, но она поможет Брэкстону в его треклятой статистике раскрываемости. Может, посмотрите?

– Конечно, – ответил Безотказэн, не сомневавшийся в моем согласии. – Адреса есть?

Аналогиа протянул нам листок бумаги и пожелал удачи. Мы встали и направились к двери. Прост на ходу внимательно просматривал список.

– Ну, что же, начнем с Роузберри-стрит, – пробормотал он. – Это ближе всего.

Через несколько минут мы свернули на застроенную небольшими типовыми домиками улочку в районе крокетного стадиона на тридцать тысяч мест.

Все эти штучки с «Карденио» являлись бородатым анекдотом литературного мира и служили питательной средой для жуликов от литературы. Поскольку из наследия Шекспира найдено всего пять автографов, три страницы черновиков «Сэра Томаса Мора» и фрагмент рукописи «Короля Лира», то все, что хотя бы косвенно относится к Шекспиру и его времени, пахло большими деньгами. Для мелких антикваров поиск «Карденио» равнялся поискам Святого Грааля, лотерее с крупнейшим выигрышем на кону.

Мы позвонили в дверь дома номер двести шестнадцать. Нам открыла крупная румяная женщина средних лет, явно только что от парикмахера. Кошмарное платье, усеянное изображениями Просперо, могло служить выходным нарядом только подобной особе.

– Миссис Хатауэй 34? [4] Энн Хатауэй (1556-1623) – жена Шекспира.

– Да…

Мы показали ей свои жетоны.

– Прост и Нонетот, суиндонское отделение литтективов. Это вы звонили нам утром?

Миссис Хатауэй 34просияла и радостно пригласила нас войти. Все стены в доме были увешаны изображениями Шекспира – от вставленных в рамочку афишек до гравюр и сувенирных тарелочек. Книжные полки ломились от бесчисленных томов по шекспироведению, на кофейном столике красовались тщательно разложенные редкие старые издания еженедельника Шекспировской Федерации «Мы любим Вилли», а в углу комнаты маячил прекрасно восстановленный «Говорящий Уилл» тридцатых годов. Не вызывало сомнений, что перед нами серьезная фанатка. Не настолько чокнутая, чтобы изъясняться только цитатами из пьес, но уже близко к тому.

– Не желаете ли чашечку чая? – спросила миссис Хатауэй 34и торжественно водрузила на проигрыватель древнюю грампластинку на семьдесят восемь оборотов с записью сэра Генри Ирвинга, который читал монолог Гамлета так невнятно, словно жевал при этом носок.

– Нет, спасибо, мэм. Вы сказали, у вас есть экземпляр «Карденио»?

– Конечно! – вскричала она, а затем, подмигнув, добавила: – Наверное, эта новость для вас как гром среди ясного неба, а? Еще бы, потерянная пьеса Уилла!

Я не стала ей говорить, что на нас чуть ли не каждую неделю валится очередной «Карденио».

– Мы просто не могли в себя прийти от изумления, миссис Хатауэй 34.

– Зовите меня Энн 34! – улыбнулась женщина и, выдвинув ящик письменного стола, бережно извлекла оттуда книгу в розовой оберточной бумаге.

С благоговением водрузила она свое сокровище на стол перед нами.

– Я купила ее на прошлой неделе на распродаже вещей из частного дома, – доверительно сообщила нам миссис Хатауэй 34. – Наверное, владелец и не подозревал, что у него среди непрочитанных романов Дафны Фаркитт и ветхих номеров ежемесячника «Лучшие старинные тосты» скрывалась давно утраченная шекспировская пьеса.

Она подалась вперед.