Бернар Вербер - Революция муравьев [litres]

– Они называют ее «лаком для ногтей», и она считается у них большой редкостью. Этой мазью они метят своих важных сородичей, которых особо почитают.

Пользуясь столь убедительным доказательством того, что он много чего знает о Пальцах, 103 683-й собирается развить свой успех. Чтобы разобраться во всех перипетиях его приключения, настоятельно советует он, им придется поверить ему на слово.

Муравьиная публика вновь обращается в слух.

В своей стране великанов Пальцы ведут себя настолько чудно, что простому муравью этого не понять. Но из всего набора их странных представлений 103 683-го особенно поразили три понятия.

– Юмор,

– искусство,

– любовь, – уточняет он.

Юмор, объясняет он, – это нездоровая потребность иных Пальцев рассказывать друг дружке истории, которые вызывают у них нервные судороги и таким образом облегчают им жизнь. На самом деле он плохо себе представляет, как это действует. Его знакомый Палец рассказал ему пару-тройку таких «шутливых историй», но они на него никак не подействовали.

Искусство – это такая же необоримая потребность Пальцев делать всякие вещицы, которые кажутся им красивыми, хотя в них нет никакого проку. Они несъедобные, ни от чего не защищают и в обиходе совершенно бесполезны. Своими «руками» Пальцы мастерят штуковины разных форм, размазывают краски или же сливают воедино звуки, которые, как им кажется, ласкают слух. Все это тоже вызывает у них судороги и облегчает им жизнь.

– А любовь? – с нескрываемым любопытством вопрошает 10-й.

– Любовь – это самая большая загадка. Любовь – это когда Палец-самец начинает вести себя совсем уж чудно, и все ради того, чтобы склонить Пальца-самку к взаимному кормлению. Потому что у Пальцев взаимное кормление происходит не само собой. А иной раз они даже отказываются от него!

Отказываются от взаимного кормления… муравьи изумляются все больше. Разве можно отказаться от взаимных объятий? Разве можно отказать себе в удовольствии срыгивать пищу в рот ближнему своему?

Муравьиная публика теснее сжимается в круг, силясь все это понять.

По разумению 103 683-го, любовь точно так же вызывает у них судороги и облегчает им жизнь.

– Это похоже на брачные игры , – предполагает 16-й.

– Нет, это совсем другое, – возражает 103 683-й, но объяснить точнее не может, потому как думает, что и сам не все понимает. Впрочем, ему кажется, что это необыкновенное чувство насекомым неведомо.

Муравьиный кружок начинает раскачиваться.

10-му хочется знать больше. Ему любопытно: что же такое любовь, юмор и искусство?

– Нам ничего не остается, как на деле узнать, что такое любовь, юмор и искусство, – отвечает 15-й.

16-му хочется определить месторасположение их царства хотя бы с помощью химических карт.

13-й говорит, что пора подниматься всем миром, собирать несметное войско из муравьев и зверей и всем скопом сокрушить этих чудовищ.

103 683-й качает головой. Истребить их всех подчистую не удастся. Куда проще было бы их… приручить.

– Приручить? – изумляются его собеседники.

– Ну да! Умеют же муравьи приручать всякую живность – вшей, щитовок!.. Так почему бы нам не заняться Пальцами? В конце концов, кормят же Пальцы тараканов. То, что удалось тараканам, можно воспроизвести и здесь, только в куда более широком масштабе.

103 683-й, общавшийся с Пальцами, считает, что они диковинные чудища, сеющие смерть. С ними необходимо наладить дипломатические отношения и сотрудничать – пусть Пальцы постигают знания муравьев, а муравьи взамен будут постигать знания Пальцев.

Он вернулся затем, чтобы предложить это всем своим сородичам. И двенадцать разведчиков должны его поддержать. Пускай всем муравьям будет трудно свыкнуться с такой мыслью, зато дело стоящее.

Разведчики недоумевают. Пожив среди диковинных чудищ, 103 683-й и впрямь помешался рассудком. Сотрудничать с Пальцами! Приручить их, как полчища каких-нибудь вшей!

С тем же успехом можно заключить союз и с самыми хищными обитателями леса – к примеру, с огромными ящерицами. Впрочем, муравьи не имеют обыкновения вступать в союзы с кем попало. У них и меж собой иногда не получается договориться. Мир полон вражды. Каста восстает против касты, город – против города, округа – против округи, брат – против брата…

А этот ветхий разведчик с запятнанным лбом и помятым панцирем, побывавший за свою долгую жизнь не в одной переделке, предлагает заключить союз с… Пальцами! С этими громадинами, у которых не видно ни рта, ни глаз!

Надо же такое придумать!

103 683-й упорствует. Он снова и снова повторяет, что там, у себя, Пальцы, во всяком случае некоторые из них, хотят того же самого: договориться о взаимодействии с муравьями. Он уверяет, что нельзя презирать этих животных за то, что они другие и непостижимые.

– Муравьям от этих громил только польза, – уверяет он.

В конце концов Пальцам под силу в один миг свалить целое дерево и разрубить его на бревна. Из них могут получиться самые выгодные военные союзники. Если с ними объединиться, им можно подсказывать, на какие города следует напасть, и они разорят их в два счета.

Война была главной заботой муравьев – вне всякого сомнения. Памятуя об этом, старый рыжий муравей с еще большей настойчивостью продолжает:

– Только представьте себе, какая у нас будет силища, ежели мы бросим в бой легион в сотню ручных Пальцев!

Затаившиеся в расщелине под корнем бука разведчики прекрасно понимают, что настал решительный час в истории муравьев. Если этот старый вояка сумеет уломать их, значит, когда-нибудь он сможет убедить и весь муравейник. И тогда…

Пальцы сплетаются. Кавалеры крепче обхватили дам.

Бал в замке Фонтенбло.

В честь братания Фонтенбло с японским городом Хашинохэ в историческом владении состоялся праздник. С обменом флагами, медалями и дарами. С народными танцами. И выступлением местных хоров. С представлением памятной доски: «ФОНТЕНБЛО – ХАШИНОХЭ: ГОРОДА-ПОБРАТИМЫ», – которая отныне будет вывешена при въезде в оба города.

Наконец перешли к дегустации японского саке и французской сливовой водки.

На главный двор все еще съезжались украшенные флажками обеих стран автомобили, из которых выходили запоздалые пары в парадных нарядах.

В бальный зал вошли Жюли с матерью, все так же облаченные в черное по случаю траура. Сероглазая девушка совсем не привыкла к подобной демонстрации роскоши.

Посреди ярко освещенного зала струнный оркестр играл вальс Штрауса, тут и там кружили пары, мужские черные смокинги перемежались с дамскими вечерними белыми платьями.

Туда-сюда сновали лакеи в ливреях с серебряными подносами, уставленными ровными рядами разноцветных пирожных птифур в бумажных корзиночках.