Анастасия Гор - Ковен озера Шамплейн [litres]

– Пила бы безвкусный «Lipton» вместо наваристого сбитня из клюквы? – ухмыльнулась Рэйчел, убирая с лица Виктории волосы. Ее глаза были красными от бессонных ночей.

Виктория обняла свою атташе, вернув кружку на блюдце, и обернулась, будто только сейчас заметила мое присутствие.

– Спасибо, Рашель. Не оставишь нас одних на пару минут? – попросила она, и Рэйчел, усмирив свой инстинкт опекать, кивнула, скрываясь в спальне. Проходя мимо, она ободряюще погладила меня по спине.

– Я горжусь тобой, – произнесла мама, когда обе мы замерли на краю балкона, любуясь садом и шелковыми волнами озера, простирающегося за ним.

– Мам, не нужно…

– Быть самой юной Верховной будет непросто, – продолжила она, не слушая. – Многие поставят твой авторитет под сомнение – и внутри ковена, и за его пределами, – но ты справишься. За моей спиной стоят десятки женщин нашего рода – Верховные, что были до меня. А скоро они будут стоять и за твоей спиной. Я пополню их ряды. Оборачиваясь, вспоминай, что ты никогда не останешься одинока. Дочери твоих дочерей не должны забывать об этом тоже. Обязательно расскажи им, как сейчас я рассказываю тебе, ладно?

Виктория подошла ближе и прижалась ко мне. Я могла слышать, как удушливо хрипит мокротой ее дыхание, распирая пораженные метастазами легкие. Из последних сил она улыбнулась и привычным жестом пригладила мои волосы, забранные в длинную косу, от которой с каждым годом все сильнее ныл затылок.

– Почти двести лет назад я связалась с Верховным ведьмаком из другого ковена, – вдруг заговорила она меланхолично. – И забеременела. Он не желал объединения наших родов, но страстно мечтал о наследнике. Узрев какое-то дурацкое знамение в тот день, ведьмак выкрал мое дитя, едва оно появилось на свет и разразилось плачем. Только ведьмак ошибся: ребенок оказался вовсе не Верховным… Разочаровавшись, он избавился от этого дитя раньше, чем я успела найти их. Я даже не узнала, кто это был – мальчик или девочка.

– Боже, – выдохнула я, парализованная от ужаса. – Зачем ты говоришь мне все это?

Виктория грустно взглянула на меня и нежно потерла большим пальцем мою скулу, вмиг утратившую румянец.

– Затем, чтобы ты знала, что каждый мудрец когда-то был глупцом. И затем, чтобы сказать тебе: того ведьмака зовут Марк Сайфер и он поныне жив. Его ковен располагается в Монтане. Держись от него подальше, как и от Авроры Эдлер. Запомнила?

Я кивнула, и Виктория нахмурилась так, будто судорожно вспоминала, что еще должна успеть поведать мне перед своим уходом. Это отдавалось ноющей болью под ребрами, будто от давнего синяка. Я должна была внимать последним словам матери, чтобы облегчить ее страдания… Чтобы занять трон и стать достойной ее.

– После того случая я надолго отказалась от идеи вступать в брак, а потому так поздно завела детей. Все изменилось благодаря встрече с твоим отцом, – продолжила Виктория, неотрывно смотря на закат. – У меня ушла сотня лет на то, чтобы укрепить ковен и окрепнуть самой, оправиться, а теперь… Мне жаль. Возможно, роди я вас раньше, мы бы провели больше времени вместе.

Я пересилила себя и взяла ее за руку, отчего Виктория посмотрела на меня с благодарностью.

– Я стольким еще не поделилась с тобой, – прошептала она, и губы ее дрожали, как и серая радужка зрачков, блестящая от слез. – Стольким вещам тебя не научила. Столько любви недодала… Я…

Мама пошатнулась, отстраняясь от меня и от края балкона, чтобы опереться на скрюченную рукоять своей трости.

– Рэйчел! – воскликнула я, и от паники у меня пересохло во рту, когда мама вдруг низко наклонилась.

Трость надломилась, не выдержав. Не выдержала и я: упала на пол, содрогаясь в рыданиях.

– Рашель сделает это за меня, – хрипло произнесла Виктория, ласково сжав мою ладонь в своей, похолодевшей. – Она проследит за вами, а ты проследи за братом. Не как Верховная, а как его близнец. Ему нужна твоя помощь. Джулиан не злой…

– Что? Мама, никто не считает Джулиана злым…

– Он не злой, – повторила мама надрывным шепотом, сквозь забвение и лихорадку, и ее глаза закатились прежде, чем на балкон ворвалась Рэйчел, неся флакон со снотворным и обезболивающим, в котором Виктория больше не нуждалась. – Мой мальчик не злой…

Но она ошибалась.

– Свиной чертополох!

От неожиданности Коул дернул ручкой, перечеркнув почти законченный рапорт, и гневно сузил глаза. Вскинув голову и отлепив ото лба скрепки, я зевнула, с хрустом потягиваясь.

– Ненавижу понедельники. Вдобавок здесь так скучно, что я умудрилась заснуть.

– Не ты одна, – заметил он, кивая на своих коллег, некоторые из которых клевали носом компьютерную клавиатуру. – Но, в отличие от них, нам повезло больше: только что мне написал Сэм. Есть одно интересное дельце…

– Какое?!

От возбуждения я подпрыгнула, нетерпеливо потирая руки, и побежала за Коулом. Выхватив из рук проходящего мимо стажера толстую папку, он пролистал ее до нужной страницы и завернул в служебный коридор.

– Это допросная комната. Вчера Сэму дали новое расследование, раз уж с жертвоприношениями мы в тупике. Подозрение в предумышленном убийстве, – Коул потряс папкой у меня перед носом. – Ганс Хармонд. Непримечательный старьевщик, ремонтирует антиквариат. Соседи пожаловались на шум, доносящийся из его дома, а когда полиция приехала, жена Ганса была уже мертва. Она упала с крыши, сломала спину и скончалась до приезда «Скорой». Старые добрые бытовые убийства на почве семейных скандалов! Что бодрит с утра лучше?

– Кофе, – мрачно ответила я, когда Коул открыл служебной картой магнитный замок на двери. – Однозначно кофе бодрит лучше.

Коул явно был со мной не согласен. Он пропустил меня вперед, и мы очутились в небольшом отсеке, застекленном со всех сторон, со множеством мониторов. За ними развалился полицейский, уминая сдобную выпечку.

– Привет, Ричи, – бросил ему Коул бодро. – Мы зашли посмотреть, ты не против?

Полицейский пожал плечами и откатился на стуле к другой панели, предоставляя нам возможность подойти поближе к стеклу. За ним, среди четырех выбеленных стен, стоял лишь стол и два стула. Напротив друг друга сидели двое – Сэм в зеленом свитере, снова забывший об утреннем бритье, и рослый мужчина со светлыми волосами, как пшеница, и голубыми глазами, как небо над ее полями.

Я смотрела на подозреваемого и чувствовала то, что не поддавалось логике и рациональному объяснению – первобытный ужас, кричащий спрятаться. Что-то дикое и древнее, как сам инстинкт самосохранения, срабатывающий перед оскаленной пастью хищника. Впрочем, мужчина и внешне походил на зверя: массивная челюсть, объятая густой растительностью, сведенные вместе брови, грузное тело. Однако взгляд его был абсолютным контрастом – широко распахнутый и невинный, помутневший от слез, склеивших длинные ресницы.