Александр Александров - Следователь и Колдун

— … Фигаро, есть одна древняя легенда: в далеких горах на востоке бьет из земли фонтан вечной молодости. Тот кто выпьет из него, станет вновь молодым и вернет свою утерянную юность…

— Красивая легенда…

— Погодите, я не закончил… Так вот: в стародавние времена глоток воды из этого фонтана был самой страшной карой. К нему приговаривали, Фигаро. И это было хуже смерти, потому что как только человек понимал, что можно длить и длить свою жизнь без конца, в его душе что-то ломалось, и он готов был пойти на все, дабы получить еще глоток колдовской воды. На все что угодно.

— Вы хотите сказать, что вечная жизнь это плохо? Вы?

— Нет, Фигаро. Вечная жизнь это просто вечная жизнь. Спросите меня о ее плюсах и минусах лет, эдак, через миллион. Но жизнь взаймы или, что еще хуже, жизнь краденая уродует человека. Никто никогда не слышал о счастливых вампирах… Так что у вас там получилось?

— Пока ничего. Думаю. Но я бы начал проверку среди первых курсов. Узнал бы кому известно о «Исполнителе желаний» и пошел бы дальше по цепочке…

— А почему первых курсов?.. Хотя да, понятно… Съешьте хоть бутерброд, что ли. С утра ни крошки во рту.

— Не хочу бутерброд. Хочу яичницу с беконом.

— Так закажите.

— … и две сосиски в тесте. И шашлыка пару шампуров. И пива. Темного, холодного. Желательно устричного стаута.

— Губа не дура!

— А вы как думали… Так вот, вернемся к нашим преподавателям. Допустим, Кроули…

…Полуденное солнце потоком вливалось в окно кабинета и в его лучах комиссар Пфуй казался огромной черной статуей, неподвижно замершей у подоконника. Сходство дополняла смертельная бледность — последствие недавней контузии.

— Я только что имел весьма неприятный разговор с начальством, — сказал, наконец, Пфуй. — Академию не закроют, но с этого дня здесь будет дежурить ударный отряд Ордена Строго Призрения. В полном составе, мать его. Не люблю этих парней — дуболомы как есть. Поэтому я принял решение усилить их своей личной группой быстрого реагирования. Ребята проверенные и опытные. Вот только не знаю, помогут ли они…

— Вы не думаете, — Фигаро скептически поджал губы, — что вся эта суета скорее, спугнет виновного в смерти Конрада?

— Да, — комиссар кивнул, — конечно. Но никакой другой вариант не устроил бы ни шефа, ни королевские спецслужбы. Или круглосуточная охрана, или работа Академии будет приостановлена. Что, в свою очередь, означает, что ОСП перевернет здесь все вверх дном, подпишет заключение о безопасности и откроет Академию заново. Что так, что эдак — один черт. Пусть хоть студенты учатся.

Помолчали. Следователь, умостившийся на мягком диванчике у стены, задумчиво откусил кусок черничного пирога и запил кофе (секретарша Пфуя готовила прямо-таки божественный кофе, зерна для которого доставляли комиссару из какого-то жутко секретного места).

— Комиссар, — сказал, дожевав, Фигаро, — зачем вы «блицнули» меня из вагона? Никак не могу понять смысл этой процедуры.

— Конспирация. — Пфуй криво усмехнулся. — Это был не просто блиц, а обменный блиц. Знаешь, наверное: переместить что-то через внепространственный коридор можно гораздо боле безопасным способом — произвести обмен массами.

— Так на приемной платформе, куда я прибыл…

— …находился мой человек. Нас приехало трое, и вагон мы должны были покинуть тоже втроем. А блиц — мало ли, что мы там перемещали… Но, самое главное, я хотел снять с тебя возможные заклятья-«маячки». Блиц убирает их начисто, если ты не в курсе.

— Я в курсе… Но вся эта эпопея с превращением меня в студента Академии… Чего вы надеялись добиться? Только честно?

— Чего? — Пфуй как-то странно посмотрел на следователя. — Я знаю тебя не первый год, Фигаро. У тебя есть удивительная способность: вокруг тебя вечно что-то происходит. Ты умеешь приводить события в движение, зачастую, сам того не желая.

— Да, — кивнул следователь, думая о намертво впаянном в свою кровь Договоре Квадриптиха, — Да, есть такое. Но результат…

— Фигаро, подумай сам: мы впервые добились какой-то реакции. Вспомни письмо. Ну, эту анонимку. Мы впервые увидели, как гибнут студенты. Как это происходит. Жуткое, совершенно невероятное дело… Целеста до сих пор не вылезает из лаборатории — работает с данными, что нам удалось собрать. Это нечто необычное, Фигаро. Какое-то невероятное, новое колдовство. Мы…

Дверь открылась, и в кабинет без стука вошел Савелий Качка. Сегодня колдун был начисто лишен своеобычной веселости: хмурый взгляд, плотно сжатые губы, глубокая горизонтальная морщина на лбу. На Качке была тяжелая роба Ударного отряда; на широком поясе крепился целый арсенал «волшебных палочек» — концентраторов.

— Все готово, Андреа. — Качка коротко мотнул головой. — Наши люди на местах.

— Отлично. — Комиссар удовлетворенно кивнул. — Подчиняешься только мне… и вот ему. — Он ткнул пальцем в Фигаро, который чуть не подавился куском пирога. — Все приказы ОСП можешь игнорировать. Под мою ответственность… Да, Фигаро, ты можешь пока идти. Не знаю даже, какие пары сегодня будут — все преподаватели без алиби сейчас на дознании. А мне опять к начальству с отчетом… Ох и выскажу я сегодня шефу все, что о нем думаю… Ох и выскажу…

Академия огромна. Да, большая часть ее коридоров не исследована (и неизвестно, случится ли это когда-либо; еще Восьмой ректор, знаменитый Рено Карр, окончательно задолбавшись терять в ее лабиринтах исследовательские экспедиции, подписал известный Приказ № 210, запрещающий подобные вылазки), однако даже та часть, которая благополучно используется к настоящему времени, являет собою прелюбопытнейший сборник историко-архитектурных экспонатов. Алый зал, в котором заступал в правление Третий Квадриптих, Комната Двенадцати Колонн, где знаменитый сержант Кувалда в одиночку одолел боевой отряд столичной Инквизиции без единого заклятья, одним лишь черенком от лопаты, Кунсткамера, в которой выставлены уморительные поделки выпускников-метафизиков (говорят, даже легендарная Невидимая Шляпа хранится где-то здесь, просто найти ее бывает тяжеловато), Зал Копий…

Но, конечно, самая драматическая судьба — у столовой.

Когда Академия только начинала свою работу, никакой столовой в ней не было вообще. Студенты питались в маленьком флигеле во дворе (от которого, к настоящему времени, остались лишь фрагменты фундамента), а преподаватели — где попало. Когда, в конце концов, зам. ректора, господин Флауэрс, случайно развоплотил себе левую ногу (его бутерброд с анчоусами лежал на столе плохо протертом после алхимических опытов), была открыта столовая для персонала — маленькая комнатушка, в которой профессура могла спокойно предаться чревоугодию. Еще через год в столовую притащили полевую кухню, затем помещение увеличили, снеся пару стен, еще через четыре года там уже работало трио поваров из Лютеции, но лишь сто лет спустя, при ректоре Гиле Александре, столовую, наконец, открыли для студентов. И с этого момента спокойная жизнь для преподавательского состава закончилась.