Александр Александров - Следователь и Колдун

Они побежали. За их спинами рушились, плавились стены замка.

— Здравствуй, Виземир.

— Здравствуй, Джозефина.

Красивое лицо, но уж очень неестественно воспроизведено: ни морщинки, ни теней под глазами — идеально ровная кожа. Словно оживший портрет… или чье-то воспоминание. Светлые, тонкие как лен волосы, убранные в замысловатую прическу, похожую на арфу, бледные зеленые глаза, простое белое платье. И белая корона висевшая над головой Джозефины Оберн прямо в воздухе.

— Зачем ты вернулся?

— Я… — Фигаро кашлянул, — я… эм-м-м… вернулся за тем, что оставил здесь.

Лицо Белой Королевы застыло, словно в оживлявшем его кинетоскопе кончился завод. Зато ожил Белый Епископ.

Это был высокий мужчина в белой мантии священника — такие носили, кажется, еще до Большой войны. Красивое лицо с резкими чертами немного портил тонкий шрам на переносице; пышные усы по-разбойничьи загибались вверх, а в глубоких темных глазах застыла печаль. На поясе Епископа в простых кожаных ножнах висела шпага.

— Ты помнишь меня? — спросил Епископ чуть поджав губы. — Я — Валенце Лансо, более известный как Валенце Кровавый, годами наводивший ужас на земли вокруг твоего замка. Я убивал, грабил, лжесвидетельствовал и проводил жизнь в кутеже и разврате. Но это была моя жизнь. Ты же отнял ее у меня ради того, чтобы обрести бессмертие. Ты помнишь меня?

— Я помню тебя, — кивнул следователь.

…теперь Фигаро окончательно убедился, что заклятье считает его бароном Оберном. Это было странно, но он решил пока что принять правила этой игры. «А там видно будет», подумал Фигаро.

— Ты убил меня, — продолжал тем временем Валенце. — Раскаиваешься ли ты в своем грехе?

— Конеч… Стоп, минутку… Нет, разбойник, я не раскаиваюсь, — следователь повысил голос, скорчив при этом равнодушную мину и стараясь подражать манере речи барона. — Ты обманывал и убивал. Теперь я обманул и убил тебя. С чего мне раскаиваться? Я победил, ты проиграл.

…Он уже понял, что все происходящее — некий ключ-тест. Оберн, очевидно, боялся (и не без причины) что ритуал изменит структуру его ауры, сделав идентификацию по ней невозможной, и решил подойти к вопросу безопасности с другого конца.

Вот только правильно ли он, Фигаро, отвечал?

Валенце нахмурился. А в следующий миг шпага разбойника со свистом вылетела из ножен и уперлась своим острием в горло следователя.

— Ты уверен? — ехидно спросил Валенце.

«И что дальше?», подумал Фигаро. Пот градом стекал по его спине, и причиной тому была не только жара.

И вдруг он понял, что нужно ответить.

— А что ты сделаешь, разбойник? — следователь изогнул бровь и с ухмылкой взглянул Белому Епископу прямо в глаза. — Убьешь меня?

Фигаро захохотал, внутренне надеясь, что хорошо копирует смех Оберна. Впрочем, других вариантов все равно не было.

Взгляд Валенце потух. Он опустил оружие и застыл, как и Белая Королева незадолго до этого. Казалось, разбойника просто погасили, словно свечу.

И тогда вперед вышел Белый Конь.

Самая высокая фигура из трех, закованная в тяжелые латы на которые были наварены длинные шипы, придающие доспеху абсолютно нефункциональный, но очень внушительный вид. Оружия Белый Конь не носил, но его латные перчатки с легкостью могли бы отправить в нокдаун даже медведя.

Еще Белый Конь носил маску — глухое забрало, сильно вытянутое спереди (что, собственно, и делало его похожим на стилизованного шахматного коня). В бою от такого забрала толку было бы ноль, потому как носящий его просто ничего не увидел бы вокруг, но здесь и сейчас смотрелось все это дело таинственно и мрачно.

Белый Конь снял маску.

Перед следователем стоял Артур-Зигфрид Медичи, он же Мерлин Первый, глава Колдовского Квадриптиха.

Но Святый Эфир, в каком виде!

Колдун-основатель неким образом (колдовством, не иначе) скинул лет эдак сорок. Густая, не тронутая сединой шевелюра (молодой Мерлин оказался каштаново-рыжим и вихрастым), аккуратно подстриженная бородка в восточном стиле (Фигаро вспомнил рассказы Артура о его частых поездках в Старый Халифат) и родинка на верхней губе (сейчас Мерлин Первый скрывал ее пышными усами). В общем и целом глава Квадриптиха выглядел как отъевшийся на казенных харчах ирландский машинист; не хватало только зеленой бутылки с самогоном в руке.

— Ничтожный из ничтожных! Изгнанный из изгнанных! Что ты здесь делаешь?! — прогрохотал Мерлин, злобно вращая глазами. — Ты пришел сюда за смертью?!

«Так, стоп, минуточку…»

Фигаро сдвинул шляпу на лоб и задумчиво почесал затылок. Творилось что-то непонятное. Ладно бы, определенными некро-ритуалами еще можно было воссоздать призрак Джозефины Оберн. Допустим, это неким дивным образом получилось бы с Валенце Кровавым, хотя каким образом можно сделать призрак из принесенного в жертву существа с поглощенной аурой следователь вообще не понимал. Но Мерлин — Артур-Зигфрид Медичи — вот он точно не мог быть призраком-стражем, поскольку умер меньше двух лет назад и обитал внутри кольца на пальце Фигаро. Более того: в настоящий момент его не было даже там; Артур улетел в свободное плавание изучать некие таинственные документы. К тому же Арутр ни за что бы не стал изъясняться как сельский поп, неся столь пафосную и возвышенную чушь.

Но если перед Фигаро стоял не призрак, то…

Следователь внимательно взглянул прямо в глаза Белому-Коню-Артуру и четко, с выражением, артикулируя каждый звук, сказал:

— Во дворе трава, на траве дрова.

«Артур» моргнул. Затем еще раз. И заорал: — Отвечай, несчастный!!

Фигаро отвернулся и бросил через плечо:

— Имплементация эфирных констант изучается на пятом курсе, регулируется ДК, ДКУ и ПСТУР, заверяется Специальной комиссией, заносится в архивы согласно ДГОСТ и ISO.

…после чего следователь сделал широкий шаг, и покинул клетку, на которой стоял.

Пси-ограничители бессильно звякнули, не в силах удержать эфирного двойника Фигаро, а затем под потолком вспыхнул свет.

Следователь улыбнулся. Артур не раз рассказывал ему про такие вот автоматические колдовские ловушки. Их работа основывалась на тех же логических конструкциях, что и каскадные заклятья, но без дополнительных ограничивающих факторов (например, пси-контроля), они работали вон из рук плохо; их, как это называл Артур «программа» не могла учесть и обработать спонтанные действия, и, в итоге, отваливалась к чертовой матери.

«Умный колдун, — говорил Артур, — напишет обработчик ошибок, который, в минимальном простом случае даст по голове тому, кто сломал логику программы. Вот только где ж их найти — умных колдунов?..»

С потолка ударил яркий свет, и наваждение пропало, развеялось как дым. Исчезли фигуры в белом, исчез шахматный пол, даже жара внезапно оказалась вполне себе приемлемым теплом, приятно греющим лицо и руки.